Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия

— А к чему вам в этом разбираться? — не унимался сенатор. — Какой от такого учения прок?

— Возможно, оно научит нас быть скромнее, — сказала Маделина, не оставаясь у сенатора в долгу.

— Каким образом? Утверждая, что мы происходим от обезьян? — сердито спросил он. — Вы полагаете, что произошли от обезьян?

— Почему бы нет? — сказала Маделина.

— Почему бы нет? — повторил Рэтклиф, отрывисто смеясь. — Нет уж, мне ни к чему такие связи. Или, может, вы хотите ввести ваших дальних родственников в наше общество?

— Пожалуй. Они внесли бы в него больше оживления, чем многие нынешние его члены, — тут же нашлась с ответом миссис Ли, сопровождая его милой улыбкой, таившей угрозу.

Но Рэтклиф не внял предостережению. Напротив, выпады миссис Ли только подогрели его, а когда он терял над собою власть, то впадал в сугубо сенаторский, даже, если угодно, уэбстеровский тон.

— Такие книги, — начал он, — позор для цивилизации. Они унижают и искажают нашу божественную натуру. Они хороши лишь для азиатских деспотий, где человек доведен до уровня скота. Мне понятно, когда Дарвина принимают такие господа, как барон Якоби: он и его хозяева только и делают, что попирают человеческие нравы. Мистеру Каррингтону, несомненно, тоже должны прийтись по вкусу подобные идеи: он ведь верит в священную доктрину, по которой негров непременно нужно сечь. Но чтобы вы — женщина, призывающая к милосердию и исповедующая принципы свободы, — объединились с ними… Невероятно! Непостижимо! Недостойно вас!

— Вы чересчур суровы к обезьянам, — сухо отвечала Маделина, когда сенатор кончил свою тираду. — Вам ведь от них никакого вреда. В общественной жизни они не участвуют, голосом не пользуются. Кстати, будь у них право голоса, вы первый стали бы восторгаться их умом и порядочностью. Впрочем, мы все должны быть им благодарны: ну что бы мы делали в этом печальном мире, не оставь они нам в наследство своей тяги к веселью… и любви к тирадам.

Рэтклиф, надо отдать ему должное, умел сносить щелчки, по крайней мере те, что получал от руки миссис Ли, и его нечастые взрывы неповиновения неизменно сопровождались усиленным послушанием. Но, позволяя миссис Ли исправлять присущие ему недостатки, он не допускал никаких поучений со стороны ее друзей и неизменно ставил их на место. Однако и этого ему было мало. То ли потому, что он почти ничего не знал вне круга своего непосредственного опыта, то ли потому, что не доверял себе, стоя на чужой почве, но он явно старался свести любой спор к собственному уровню. Маделина так и не могла ответить на вопрос, делал ли он это, считая, что так ему выгоднее, или с целью скрыть свое невежество.

— Барон весьма заинтересовал меня рассказами об обществе в Бухаресте, — говорила, например, Маделина. — Я и понятия не имела, что там умеют так весело проводить время.

И слышала от Рэтклифа в ответ:

— Жаль, что я не могу познакомить барона с обществом в Пеонии. Он нашел бы там блестящий круг истинно природных аристократов.

— Барон говорит, политики у них — острейшие малые, с головой, — добавлял мистер Френч.

— А в Болгарии есть политики? — недоумевал сенатор, чьи представления о том, как Румыния географически соотносится с Болгарией, не отличались четкостью и который вообще полагал, что все подобные народы живут в кибитках, одеваются в овечьи шкуры шерстью вовнутрь и питаются квашеным молоком. — Так у них есть политики?! Хотел бы я видеть, как эти острейшие малые справились бы у нас на Западе!

— И впрямь, — подхватывала миссис Ли. — Представьте себе: Аттила и его орды заправляют выборами у индейцев.

— Превосходно! — вторил ей Френч, громко смеясь. — Во всяком случае, барон сказал: таких продувных бестий, как его друзья-политики, во всем Иллинойсе не сыщешь.

— Он так и сказал? — восклицал Рэтклиф с гневом.

— Точно так. Правда, миссис Ли? Только я ему не верю. А вы? Как по-вашему, мистер Рэтклиф, если чистосердечно? Ведь уж вы-то знаете об иллинойсских политиках все до тонкости. Как вы думаете, эти «Якоби бестии» и впрямь справились бы с собранием выборщиков в Иллинойсе?

Рэтклиф терпеть не мог, когда ему подпускали шпильки, в особенности по затронутому вопросу, но сдержался и не ответил на выходку Френча, которой тот лишь сквитался с сенатором за его «поделки-подделки». Рэтклифу же было важно отвести разговор от Европы, литературы, искусства, а шпильки Френча играли ему в этом на руку.