В феврале потеплело, повеяло летом. В это время года в Виргинии нередко сквозь набухшие мокрой крупой и снегом тучи вдруг прорывается лето. Дни, а порой и недели держится температура июня, на ранних побегах распускаются не боящиеся мороза цветы, и только голые ветви в лесу выражают свое несогласие с подобными фокусами в природе. Мужчин и женщин охватывает истома; жизнь — словно в Италии — пьянит все чувства и полыхает всеми красками, и кажется, что тебя окружает теплая, почти осязаемая, заряженная разнообразными возможностями атмосфера. Нежная дымка висит над Арлингтоном, порою смягчая даже резкое сияние, исходящее от белых стен Капитолия. Кажется, стихает сама борьба за существование; весна набрасывает на общество свой нежный покров, и молодые дипломаты, не сознавая, что творят, предлагают глупеньким барышням вступить с ними в законный брак; кровь оттаивает в сердце и бежит по жилам, словно ручейки сверкающей воды, сочащейся из каждой ледяной сосульки, из каждого снежного кома. И кажется, что весь снег и лед, все жестокое в человеке, все ереси и расколы, все, что нагорожено в мире дьяволом, уступило силам любви и вновь возродившемуся теплу чистого, беззлобного, доверчивого добра. В этом новом мире не должно быть места коварству — тем не менее его в нем полным-полно. Больше, чем в любое другое время года. Именно в эту пору два огромных саркофага, белеющих по оба конца Пенсильвания-авеню[19]
, исходят густой атмосферой купли-продажи. Старое уходит, новое появляется. Богатство, должности, власть идут с торгов. Кто даст больше? В чьей ненависти больше яда? Кто лучше умеет интриговать? Кто успел провернуть самые грязные, самые гнусные, самые черные политические сделки? Тому и достанется награда.Сенатор Рэтклиф был поглощен делами и находился в дурном расположении духа. Полчища искателей мест преследовали его по пятам и осаждали даже дома, добиваясь подписи под рекомендациями. Новый президент должен был прибыть в понедельник, и в ожидании его прибытия интриги и перетасовки, душой которых был сенатор Рэтклиф, шли полным ходом. Корреспонденты надоедали с вопросами. Братья сенаторы зазывали на совещания. В голове гудело от собственных дел. И резонно было бы предположить, что в такой момент ничто не могло оторвать сенатора Рэтклифа от игорного стола политики. Тем не менее, когда миссис Ли обронила, что собирается с небольшой компанией, включавшей британского посланника и некоего ирландского джентльмена, гостившего в британской миссии, отправиться на субботу в Маунт-Вернон[20]
, сенатор, к удивлению Маделины, изъявил горячее желание поехать туда вместе с ними. Он объяснил, что политический штурвал уже не в его руках и что, начни он за него бороться, девять шансов из десяти, только наделает ошибок, что друзья ждут от него какого-то шага, когда предпринять уже ничего невозможно, поскольку все подготовлено и решено, и что поездка в Маунт-Вернон в обществе британского посланника — лучшее времяпрепровождение, какое он может себе пожелать: по крайней мере ему удастся скрыться хоть бы на день.Лорд Скай взял за правило, когда собственная его фантазия по части светских увеселений иссякала, спрашивать совета у миссис Ли, и никто иной, как она, предложила ему развлечь ирландского гостя, о чьих увеселениях не щадя сил хлопотал лорд Скай, поездкой в Маунт-Вернон, пригласив также Каррингтона на роль гида и мистера Гора ради разнообразия. Ирландский джентльмен, носивший титул лорда Данбега, был разорившимся пэром и ни богатством, ни известностью не отличался. Лорд Скай представил его миссис Ли и некоторым образом передал на ее попечение. Данбег был молод, недурен собой, достаточно широко образован, но чересчур привержен фактам и не страдал избытком чувства юмора. Он улыбался примирительной улыбкой, а рассказывая о чем-либо, принимал отсутствующий вид или, напротив, приходил в крайнее возбуждение; оговорившись, он тотчас улыбался, словно предупреждая упрек, и часто так быстро сыпал словами, что они сами себе перекрывали путь. Возможно, его манеры были несколько смешны, зато у него было доброе сердце, разумная голова и титул. Все это вместе обеспечило ему благосклонный прием у Сибиллы и Виктории Сорви, которые не пожелали допустить в свою компанию ни одной женщины, хотя не высказывали возражений против общества мистера Рэтклифа. Что же до лорда Данбега, то он оказался восторженным поклонником генерала Вашингтона и, как сообщал по секрету всем и каждому, жаждал изучить американское общество в основных фазах его развития. Он с удовольствием присоединился к небольшой компании друзей миссис Ли, и мисс Сорви про себя решила, что уж одну фазу она ему покажет.