Читаем Демон полностью

А потом грянуло новое бедствие, вернее, не грянуло, а червем просочилось в сознание из каких-то темных глубин. Слабый шепот, превратившийся в оглушительную уверенность. Гарри чувствовал, как она, эта уверенность, бьется внутри, и даже пытался ее побороть, пытался ей сопротивляться, но быстро сдался, смирившись с неизбежным. Он сделает это снова. Обязательно, неотвратимо. И как только он понял, что так и будет, пришла еще одна мысль: на этот раз все должно быть по-другому, иначе он не получит удовлетворения.

Гарри столкнулся с немалыми трудностями, пытаясь придумать, как все должно быть в следующий раз. Буквально две-три секунды раздумий – и его начинало подташнивать и даже легонько трясти. Вскоре он понял причину, по которой прошлый прием не сработает. Слишком мало личной вовлеченности. Нужен более тесный контакт. Да, вот и решение. Нужно больше личного участия. Непосредственного участия.

И вновь восторг предвкушения развеял внутреннюю напряженность, и Гарри почувствовал себя свободным. Но он уже понял, что нельзя слишком долго об этом думать, потому что от долгих раздумий ему снова делалось беспокойно.

Именно эта последняя мысль была самой пугающей, потому что касалась еще одного непреложного факта, который он вынужден был признать: когда возвращалась былая тревожность и порожденные этой тревожностью устремления, с каждым разом они становилась сильнее и настойчивее. Он знал, что нельзя поддаваться этим устремлениям, надо держаться любой ценой, иначе они его уничтожат. Вне всяких сомнений, их надо держать под контролем.

20

Когда все прояснилось и решение было принято, он почти сразу понял, где и как это будет в следующий раз. Он наблюдал за людьми, толпившимися у лифтов, и знал, что это случится в толпе. Но не в метро. С того дня он больше ни разу не спускался в метро.

Однако в городе есть много мест, где почти так же людно. Много мест под открытым небом. Стадион после матча. Много мест, да. Но лишь одно располагается по-настоящему в центре всего. Там всегда толпы, почти круглосуточно. Место, известное во всем мире. Идеальное место. Таймс-сквер.

И он возьмет

нож. Очень длинный и очень острый. Надо будет пробить толстый слой зимней одежды, чтобы достать до тела. Все будет чисто и аккуратно. Под плотной зимней одеждой кровотечение не должно быть заметно. По крайней мере, не сразу. Какой-нибудь крепкий кухонный нож. Он его спрячет в бумажный пакет. Да, отлично придумано. Он спрячет нож. И никто ничего не заметит. Никто его не заподозрит. Это, наверное, должен быть кто-то высокий и крупный. Можно спрятаться у него за спиной. Никто ничего не заметит. Хотя нет… Не знаю. Может быть, это не очень удачная мысль. Надо бить выше. Как бы случайно столкнуться с кем-то, кто, допустим, идет мне навстречу. Целиться в сердце. Можно попробовать… Нет. Так не пойдет. Меня точно заметят. Даже если он будет совсем небольшого росточка, все равно придется поднять руку, чтобы сделать замах. Нет. Ничего не получится. В толпе особенно не замахнешься. Значит, короткий тычок. Если он будет совсем небольшого росточка, нож может просто царапнуть по ребрам. Надо бить аккуратнее. И пронзить с первого же удара. Нет возможности для маневров, нет времени прощупывать почву. Быстрый, короткий тычок. Сразу вглубь. Да, поглубже. Поглубже. Сразу и до упора. Ощутить, как расходится плоть. Теплая, мягкая. Как она дернется под ножом. Влажная. А потом совсем мокрая. Надо бить со спины. Выбрать кого-нибудь покрупнее. Лезвие в двенадцать дюймов как раз подойдет. Такой длины хватит любому. Под ребра. И вверх. Приналечь всем своим весом. Почувствовать, как напрягается пробитое тело. Стонет. Хрипит. Тяжело дышит и стонет. Да. Со спины. Быстрый удар. Сразу вглубь. Он услышит, как нож входит в плоть. До конца…

Он продолжал размышлять и планировать, ком в груди становился все больше и больше, пока не разросся настолько, что ему сделалось трудно дышать. Щеки горели, в животе все сжималось, ноги сводило болезненной судорогой, и он знал, что, если попробует встать, ноги его не удержат. Да, предвкушение – часть удовольствия, но пора было браться за дело. Откладывать дальше уже невозможно.

Он провел уйму времени в магазине столовых приборов, тщательно изучая ассортимент ножей. Когда выбор был сделан, Гарри попросил, чтобы покупку упаковали в простой бумажный пакет.

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

Метастазы
Метастазы

Главный герой обрывает связи и автостопом бесцельно уносится прочь . Но однажды при загадочных обстоятельствах его жизнь меняется, и в его голову проникают…Метастазы! Где молодость, путешествия и рейвы озаряют мрачную реальность хосписов и трагических судеб людей. Где свобода побеждает страх. Где идея подобна раку. Эти шалости, возвратят к жизни. Эти ступени приведут к счастью. Главному герою предстоит стать частью идеи. Пронестись по социальному дну на карете скорой помощи. Заглянуть в бездну человеческого сознания. Попробовать на вкус истину и подлинный смысл. А также вместе с единомышленниками устроить революцию и изменить мир. И если не весь, то конкретно отдельный…

Александр Андреевич Апосту , Василий Васильевич Головачев

Проза / Контркультура / Боевая фантастика / Космическая фантастика / Современная проза
День опричника
День опричника

Супротивных много, это верно. Как только восстала Россия из пепла серого, как только осознала себя, как только шестнадцать лет назад заложил государев батюшка Николай Платонович первый камень в фундамент Западной Стены, как только стали мы отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри — так и полезли супротивные из всех щелей, аки сколопендрие зловредное. Истинно — великая идея порождает и великое сопротивление ей. Всегда были враги у государства нашего, внешние и внутренние, но никогда так яростно не обострялась борьба с ними, как в период Возрождения Святой Руси.«День опричника» — это не праздник, как можно было бы подумать, глядя на белокаменную кремлевскую стену на обложке и стилизованный под старославянский шрифт в названии книги. День опричника — это один рабочий день государева человека Андрея Комяги — понедельник, начавшийся тяжелым похмельем. А дальше все по плану — сжечь дотла дом изменника родины, разобраться с шутами-скоморохами, слетать по делам в Оренбург и Тобольск, вернуться в Москву, отужинать с Государыней, а вечером попариться в баньке с братьями-опричниками. Следуя за главным героем, читатель выясняет, во что превратилась Россия к 2027 году, после восстановления монархии и возведения неприступной стены, отгораживающей ее от запада.

Владимир Георгиевич Сорокин , Владимир Сорокин

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза