Демон

Он неторопливо прохаживался в толпе на Таймс-сквер, пока не увидел мужчину, который ему подойдет. Крупный, широкоплечий, судя по одежде – какой-то строитель или дорожный рабочий. Короткая куртка до пояса, вроде бы не очень плотная. Гарри пристроился следом за ним. Он был на голову выше его самого. Шагал напористо, энергично. Гарри смотрел на подол его куртки. Из-под подола проглядывал крепкий, широкий ремень на брюках. Надо быть аккуратнее, чтобы не ударить в ремень. Надо бить выше. Возбуждение накрыло его с головой и почти ослепило. Ноги словно налились свинцом, каждый шаг давался с усилием. Надо было дождаться удобного момента, но Гарри знал, что нельзя ждать слишком долго. Людей на площади было много, и периодически кто-нибудь вклинивался между ним и намеченной жертвой, и ему приходилось ускорять шаг и огибать прохожих в толпе, чтобы снова занять правильную позицию. Он уже шел на сближение. У него тряслись руки. Он то и дело глотал слюну, наполнявшую рот. Накал возбуждения нарастал, стремительно приближаясь к той точке, за которой он просто рухнет на землю. Он это чувствовал, он это знал. Они перешли через улицу, и ему пришлось обогнуть машину, медленно ехавшую сквозь толпу; он ударился о бампер, водитель резко затормозил и что-то крикнул ему, но Гарри, прихрамывая на ходу, уже спешил следом за мужчиной в рабочей спецовке. Потом внезапно нахлынула очередная волна людей, толпа уплотнилась, Гарри буквально прижало к тому мужику, и он схватился двумя руками за рукоятку ножа и вонзил его в бок этому человеку, точно под ребра, направив лезвие снизу вверх, надавил на него всем своим весом и услышал, как нож с хрустом входит все глубже и глубже. Казалось, эти мгновения растянулись на целую вечность. Гарри чувствовал, как его обтекает поток людей, он почувствовал, как пробитое ножом тело дернулось и напряглось, услышал хриплый гортанный стон и даже явственно ощутил исходившее от тела тепло, его руки еще крепче сжались на рукоятке ножа, и он почувствовал, как подол куртки трется о костяшки его напряженных пальцев, и уловил запах песка и цемента от куртки, и понял, что все получилось, как надо – до конца, до упора, – и тело уже начинало заваливаться на него, тяжело оседая на землю, и он знал, что надо отпустить нож и скорее идти прочь, но почему-то не мог разжать руки, ему казалось, что прошло уже много часов, а он по-прежнему держал нож, со всей силы стискивая рукоятку, чувствуя пульс того человека, пробивавший насквозь его руки, и обмякшее тело все тяжелее заваливалось на него, и он все-таки выпустил нож, отступил в сторону и увидел, как бьются в конвульсиях, хватаясь за воздух, руки того человека, услышал стон, прокатившийся грохотом у него в голове, стон, пробирающий до печенок, он развернулся вслепую, врезался в кого-то в толпе, отскочил в сторону и пошел прочь, изо всех сил стараясь не ускорять шаг, не ускорять больше, чем необходимо в вечерний час пик на Таймс-сквер, в толпе спешащих домой людей, он не оглядывался, но слышал, что у него за спиной происходит какая-то суета, раздался глухой стук падения, кто-то крикнул: Эй, осторожнее – Ты пьян, или что? Но Гарри упорно смотрел вперед, пробираясь сквозь плотную толпу, кровь стучала в висках, все плыло перед глазами, ему приходилось напрягать волю, чтобы не дать ногам подогнуться, и у него было чувство, что он сейчас просто взорвется…

По дороге

домой сердце все еще колотилось как бешеное. Колеса электрички стучали: вот опять, вот опять, – и он мысленно им отвечал: я – домой, я – домой, – и, приехав домой, сразу же пошел в душ, и пробыл там до тех пор, пока вода не начала остывать, но он все равно еще долго стоял под тугими струями, бьющими по его коже, и упорно пытался не замечать легкий зуд раздражения на задворках сознания, пытался, но безуспешно, потому что знал правду: ему придется сделать это снова, и он уже чувствовал, как в глубинах нутра вновь поселяется мутная чернота, и понимал, это лишь вопрос времени, причем очень скорого времени, прежде чем внутренний бес пробудится и примется снова выгрызать его изнутри, и ему придется искать варианты, как избавиться от этого гнетущего напряжения и терзающей душу тревоги.

Эта битва за контроль над собой завязалась намного раньше, чем он ожидал. После того происшествия в метро прошло много месяцев, прежде чем его снова начало корежить, и во второй раз неизбежное случилось спустя почти год. Теперь же освободительной эйфории хватило всего лишь на несколько недель.