Читаем Демон полностью

пробыл в этом хаосе и безумии больше часа и только потом неохотно отправился восвояси, когда все окончательно улеглось и разошлись все самые упорные любители жутких зрелищ. Он стоял в вестибюле, на верхней ступеньке лестницы, и жадно вбирал в себя происходящее. Следом за полицейскими и врачами приехали репортеры, фотографы и телекорреспонденты с камерами и микрофонами. Вся эта бурная суета на фоне всеобщей истерики с криками, стонами и обмороками продолжала подпитывать возбуждение Гарри, пока оно не достигло такого накала, что он сам поражался, как он еще в состоянии стоять на ногах. Он задыхался, ему было трудно дышать, и временами его накрывала такая слабость, что он всерьез опасался грохнуться в обморок, как многие там, на платформе, но так и стоял, плотно зажатый в толпе, сквозь которую с криками пробивались полицейские и врачи, сначала вниз, а потом обратно наверх – вместе с носилками, где лежали какие-то люди, потерявшие сознание от сердечного приступа или просто от ужаса. Гарри видел их мельком, не особенно вглядываясь, ему каждый раз делалось дурно при виде крови и кусочков мозгов, размазанных по их одежде и лицам, и среди всего этого шума, и воплей, и звона в ушах он сумел разобрать лишь одну фразу: Его пришлось вытирать промокашкой.

Когда отбыли последние стражи порядка и толпа начала потихоньку редеть, Гарри стали видны влажные пятна на платформе, колоннах и лестничной балюстраде, а также на рельсах, где уборщики смыли кровь. Репортеры и телекорреспонденты закончили брать интервью у многочисленных очевидцев кровавой трагедии и тоже отбыли восвояси.

Вскоре на станции остались только обычные звуки (его пришлось вытирать промокашкой), шум поездов, гул голосов пассажиров. Гарри заставил себя сдвинуться с места (вот и все, вот и все, дело сделано), вышел на улицу, поймал такси и поехал на Центральный вокзал.

По дороге домой накал возбуждения не уменьшился ни на йоту, в стуке колес электрички Гарри слышалась песня: Вот и все, вот и все, дело сделано… вытирать промокашкой… вот и все, дело сделано… вытирать промокашкой…

Когда

он приехал домой, Линда буквально опешила от его вида. Он был мертвенно бледным, практически серым, но его щеки горели пунцовым румянцем, а глаза отливали стеклянным блеском, как бывает при очень высокой температуре; его движения казались какими-то странными, даже слегка жутковатыми, словно им управляла некая внешняя сила, а сам он был полностью отделен от себя. Линда с трудом узнавала в нем своего мужа. Она в панике наблюдала, как он рухнул в кресло.

Милый, ты хорошо себя чувствуешь? Мне кажется, ты заболел.

Я не знаю, он пожал плечами и покачал головой.

Я уже собиралась звонить в полицию или обзванивать больницы. Ты так поздно пришел и не предупредил, что задержишься. Ты всегда предупреждаешь, когда задерживаешься… Я боялась, а вдруг ты попал в аварию, или Бог знает, что с тобой случилось. Ой, Гарри, я так рада, что все хорошо, она обняла его и поцеловала. Принести тебе кофе или чего-то еще? Что случилось? Я чуть с ума не сошла от беспокойства.

Электричка опаздывала, он машинально приобнял ее за талию и положил руку ей на бедро.

Внимание Линды вдруг привлекли новости по телевизору. Диктор что-то сказал об ужасной трагедии в нью-йоркском метро, на экране возникла картинка: камера следовала за врачами «Скорой помощи», спускавшимися по лестнице на платформу, и на мгновение выхватила из толпы лицо Гарри – Это ты, Гарри! – а диктор за кадром продолжал рассказывать о трагическом происшествии под приглушенные крики и визги людей на станции. Господи, какой ужас. Ты был там, Гарри. Какая жуть. Теперь понятно, почему у тебя такой вид.

Гарри уставился в телевизор, завороженный тем, что он видел, и слышал, и вспоминал, и переживал заново.

Остаток вечера он провел в каком-то полукоматозном состоянии. Линда, теперь уже знавшая, что с ним такое, старалась не слишком его беспокоить, пока он вполглаза смотрел телевизор. Сейчас его лучше не трогать, а совсем скоро он ляжет спать, и наутро все будет в порядке.

Гарри проснулся посреди ночи, подскочил на постели, и Линда поспешила его успокоить. Все хорошо, Гарри. Это Мэри расплакалась. Я к ней схожу. У нее просто режутся зубки. Он уселся на краю кровати, его желудок сжимался и как будто подкатывал к горлу, голова буквально раскалывалась. Он вдруг зажал рот руками и бросился в ванную, но не успел добежать, первая волна рвоты выплеснулась на ходу, он пошатнулся, врезался в стену, тяжело осел на пол и еще долго сидел в обнимку с холодным фаянсовым унитазом, а рвота все не прекращалась и не прекращалась, спазмы накатывали с такой яростью и частотой, что ему было трудно дышать, руки и ноги сводило судорогой. И так продолжалось целую вечность…

По прошествии
Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

Метастазы
Метастазы

Главный герой обрывает связи и автостопом бесцельно уносится прочь . Но однажды при загадочных обстоятельствах его жизнь меняется, и в его голову проникают…Метастазы! Где молодость, путешествия и рейвы озаряют мрачную реальность хосписов и трагических судеб людей. Где свобода побеждает страх. Где идея подобна раку. Эти шалости, возвратят к жизни. Эти ступени приведут к счастью. Главному герою предстоит стать частью идеи. Пронестись по социальному дну на карете скорой помощи. Заглянуть в бездну человеческого сознания. Попробовать на вкус истину и подлинный смысл. А также вместе с единомышленниками устроить революцию и изменить мир. И если не весь, то конкретно отдельный…

Александр Андреевич Апосту , Василий Васильевич Головачев

Проза / Контркультура / Боевая фантастика / Космическая фантастика / Современная проза
День опричника
День опричника

Супротивных много, это верно. Как только восстала Россия из пепла серого, как только осознала себя, как только шестнадцать лет назад заложил государев батюшка Николай Платонович первый камень в фундамент Западной Стены, как только стали мы отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри — так и полезли супротивные из всех щелей, аки сколопендрие зловредное. Истинно — великая идея порождает и великое сопротивление ей. Всегда были враги у государства нашего, внешние и внутренние, но никогда так яростно не обострялась борьба с ними, как в период Возрождения Святой Руси.«День опричника» — это не праздник, как можно было бы подумать, глядя на белокаменную кремлевскую стену на обложке и стилизованный под старославянский шрифт в названии книги. День опричника — это один рабочий день государева человека Андрея Комяги — понедельник, начавшийся тяжелым похмельем. А дальше все по плану — сжечь дотла дом изменника родины, разобраться с шутами-скоморохами, слетать по делам в Оренбург и Тобольск, вернуться в Москву, отужинать с Государыней, а вечером попариться в баньке с братьями-опричниками. Следуя за главным героем, читатель выясняет, во что превратилась Россия к 2027 году, после восстановления монархии и возведения неприступной стены, отгораживающей ее от запада.

Владимир Георгиевич Сорокин , Владимир Сорокин

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза