И хотя он по-прежнему мог пусть даже в весьма ограниченной мере, но все-таки контролировать свои действия, он совершенно утратил контроль над мыслями. Он сидел в электричке по пути на работу и пытался читать газету, и ему попадалась статья о стоимости медицинских услуг, и он вдруг ловил себя на размышлениях о том, а что именно делает гинеколог-мужчина, когда осматривает красивую молодую женщину. Может быть, запустив в нее пальцы, он наклоняется к ней и целует? Они в кабинете одни, или же при осмотре присутствует медсестра – он скручивал газету в трубочку, смотрел в окно, широко-широко распахнув глаза, и пытался прогнать эту мысленную картинку, так навязчиво предстающую перед внутренним взором, но стук колес электрички сам собой превращался в чувственные женские стоны, и он явственно видел хорошенькую молодую девчонку, раскинувшуюся в гинекологическом кресле, а врач с медсестрой уже готовились начать процедуру, и он снова гнал эти мысли и пытался думать о чем-то другом, резко раскрывал газету, быстро просматривал вчерашние цены на момент закрытия торгов, изучал предложения о продажах, проверял котировки собственных акций, и навязчивый образ стирался, но периодически возникал снова, в течение дня, совершенно внезапно и очень некстати, и приходилось опять и опять гнать его из головы, и Гарри решал не ходить на обед и сидел у себя в кабинете, погрузившись в работу, но, каждый раз, глядя на женщин в конторе или по дороге домой, он смотрел исключительно на их промежность, и вместо женщин ему представлялись ходячие влагалища, и внутри у него все завязывалась узлом, и напряжение было настолько сильным, что у него подгибались ноги, но в конце концов он добирался до дома, до своего заповедного убежища, где можно расслабиться, освободиться от всех безымянных страхов, что в последнее время терзали его постоянно, и найти надлежащий объект вожделения.
Линда очень чутко откликалась на настроения мужа и не столько видела, сколько чувствовала произошедшую в нем перемену, его внутреннюю напряженность. Возможно, он молчал больше обычного и вообще стал каким-то непривычно тихим; и, конечно, она не могла не заметить, что и в постели все было иначе – в том, как они занимались или не занималась любовью.
Бывали вечера, когда Гарри еще за ужином объявлял, что у него был тяжелый день и он страшно устал, и когда они ложились в постель, Линда чувствовала, как он весь напряжен, и ей хотелось прикоснуться к нему и сказать, что он не должен ничего объяснять, и она совсем не обидится, если он сегодня не хочет заниматься любовью. Но она боялась его смутить и поэтому ничего не говорила, просто целовала его перед сном, но не ласкала, как ей бы хотелось, чтобы он мог расслабиться и отдохнуть, ведь ему нужен отдых.
Бывали и такие дни, когда Гарри вел себя вроде бы как обычно, но Линда чувствовала, что это дается ему через силу, он ничего не говорил, хотя выглядел очень усталым, и она знала, что, когда они лягут в постель и займутся любовью, его напор будет особенно рьяным из-за внутреннего напряжения, накопившегося в нем за день. И хотя в глубине души, в самом тайном ее уголке Линде было немного обидно, что его возбуждение обусловлено чем-то еще, кроме близости с ней, ее собственное возбуждение было так велико, что оно заглушало любую обиду. Она знала не только, что сама любит Гарри, она знала без тени сомнений, что и он тоже любит ее, и если порой между ними и возникало что-то похожее на отчуждение – кажущееся отчуждение, – Линда знала, что оно быстро пройдет, что Гарри просто устал на работе, у него очень ответственная работа. Это, конечно, большая нагрузка. Он человек умный и чуткий, даже, наверное, слишком чуткий. В конце концов, Гарри – самый молодой исполнительный вице-президент за всю историю фирмы, поэтому не удивительно, что иногда у него портится настроение под таким грузом ответственности. Это нормальная человеческая реакция.
У самой Линды всегда находилось столько домашних забот, ее дни проходили настолько насыщенно, что у нее просто не было ни времени, ни желания создавать себе дополнительные проблемы. Хотя они наняли постоянную домработницу – по настоянию Гарри, – Линда категорически отказалась от кухарки и няни для Гарри-младшего. Она все-таки жена и мать, и сама будет заботиться о семье. Хотя у них был садовник, который косил траву на лужайках, занимался обрезкой деревьев и выполнял всю остальную тяжелую работу, Линда любила возиться в саду, где провела много счастливых дней вместе с Гарри-младшим, который уже научился ходить и теперь вовсю учился говорить. В саду повесили качели, и Линда качалась на них вместе с сыном и пела ему песни, усадив его к себе на колени. Он рос не по дням, а по часам. Ее малыш, ее радость и счастье.