Демон Эльдорадо

– Знает ли новорожденный о том, что он человек? – тихо спросил Таури. – Знает ли человек, взращенный в диком лесу, что ему была уготована не борьба с каждодневными трудностями, но любовь женщины и труд на благо соплеменников? Он участвует в жизни своей стаи, не ведая о своей способности произнести человеческое слово – нет, он лишь глухо рычит и раздирает ногтями сырое мясо… И все-таки это человек, пусть способности его и спят до той поры, пока не придет обладающий разумом и не скажет ему – твой мир не то, что ты видишь! Он шире и богаче всего, что ты способен представить. В страхе бежит он от нового знания, отбивается и не понимает обращения… Я уже стар, я слишком долго прожил со своим народом и стал одним целым с каждым аймара. Я боюсь своих истинных соплеменников и прошу вашей помощи, потому что не понимаю обращенного ко мне слова Творца. Но я обещаю, что каждому, кто встретил богов без трепета и сомнения, без гнева или подозрения – а значит, чистому душой и помыслами, – уготовано будет место в сияющем небесном чертоге и вечная жизнь среди звезд.

Аталай встал, повернулся к сапане и прижал ладони к груди, склонив голову. Он не мог допустить, чтобы верх одержал Уакаран, какими бы побуждениями тот ни руководствовался. Тотчас вскочили и некоторые другие – раздался слаженный шелест ткани и легкий звон золотых пластин, вшитых в одежду.

Последним встал Уакаран, однако в облике его ничто не говорило о том, будто мастер церемоний поступает вопреки своему желанию.

– Боги милостивы к людям, – после долгого молчания сказал Таури. Уголок его рта тронула торжествующая улыбка. – Надеюсь, они не оставят вас без моего присмотра, но принесут на землю и чудеса. Я верю в это, хоть пока их и не понимаю.

Часть II. Ночной демон

В столицу аймара пришел праздник.

Еще ночью, по слухам, дом богов пролетел высоко над всей землей и просыпал на изнанку неба волшебный порошок, отчего тучи растворились в холодном небе. На нем проступили мерцающие светлячки звезд.

Но Кетук их не видел – он встал утром, как обычно, вместе с восходом осеннего Солнца. Никто из домашних даже не собирался в этот день приступать к общественным работам на очистке каналов, и лишь Кетуку пришлось спешно облачаться в отстиранную накануне праздничную одежду. Он надел короткие штаны до колен, шерстяные носки и рубаху без рукавов, а поверх этого слишком легкого для июня наряда – шерстяной плащ с маленькой золотой пластиной.

Он уже не считался новобранцем, поскольку успел поучаствовать в настоящем военном походе за перевал.

– Кетук, посмотри, ничего нигде не торчит?

Одна из старших сестер повертелась перед ним в новом платье, густо украшенном маленькими, вышитыми красной ниткой цветами. На подоле они особенно выделялись – нить для узора там была применена более толстая. В талии девушка стянула платье пояском, усеянным маленькими округлыми раковинами.

– Спереди, – встрял ее младший брат и прижал ладонь ко рту, пряча ухмылку. Над верхней губой у него пушились усики, но выщипать их ему пока не давали.

– Где? – встрепенулась девушка.

– Слушай его больше, – проворчала мать.

– Вот же!

– Кирпичом бы так и дала, обманщик!

– Тихо, дети, – счел нужным выступить отец. – Негоже ссориться в такой день.

Все это было ранним утром. С того времени Кетук успел явиться в казарму, получить новенькую пращу с тремя гладкими камнями и золотой клинок. Его определили в охранение, на почетное место всего в двадцати шагах от пирамиды Солнца.

Десятник выстроил их слишком рано, задолго до начала шествия и ритуального жертвоприношения с участием самого главного бога, светлокожего и рыжеволосого Энки.

Ни Синчи, ни пращник в войске уже не состояли. Их направили на работу в общине. Лекарь не смог откачать яд из раны Унако, к тому же в ней завелась личинка и выела ступню воина, вот и пришлось отрубить ее. Кетук недавно встречался с ним на городской площади, во время обычного вечернего обхода лавок – бывший пращник теперь занимался тем, что смешивал глину для посуды.

Воспоминания о походе в лес много дней преследовали Кетука, особенно одно. На недолгой стоянке возле озера, когда они ожидали возвращения из похода второй части армии, ему пришлось поучаствовать в лечении соратника. Тот объелся несвежего мяса, не дождавшись, когда оно толком проварится. Вдобавок он запил его речной водой. Жрец приказал привязать больного за руки и ноги к четырем деревьям, а потом вооружился серебряным крюком на палке, затолкал ее парню в рот и ловко выковырнул из желудка куски вонючего мяса. Солдат потом рыдал от боли и благодарности…

У самого Кетука тоже не обошлось без проблем. Утром, уже в горах, он обнаружил на ногах гноящиеся болячки и наросты. Только натирание едким соком травы, показанной ему десятником, и ночной холод в последующие дни свели на нет эти язвы.