– Я тогда совсем маленькой был. Бабуля часто говорила: «Обратись к младенцу Иисусу и его ангелам», но я не верил, что младенец Иисус может как-то помочь – все-таки он младенец, – так что молился ангелам.
– Они отвечали на твои молитвы?
– А ты как думаешь?
– Не знаю. А что ты просил?
– Я… – Я сделал паузу. – Чтобы мама вернулась. И все были живы.
Снова тишина.
– Имоджен?
– Мне жаль.
– Не бери в голову.
– Иногда я думаю о том, каково тебе пришлось в детстве, и у меня прямо сердце разрывается.
– Да ладно тебе, все нормально. Я… Я просто сказал, о чем молился.
– Угу.
– Ну, может, еще велосипед просил.
– Ха! И что? Получил?
– Да.
– Ну вот и хорошо.
– Ага.
Мы помолчали.
– А ведь дьявол был когда-то ангелом, – произнесла Имоджен.
– Вот кому-кому, а дьяволу я точно никогда не молился.
– Да, но… Он ведь тем и знаменит, что дает людям все, что они просят.
– Хммм. Я бы сказала «дает, но с оговорками». Помнится, что-то там было про цену. А велосипед мне, кстати, подарили…
Внезапное движение на камере «Общежитие 2» привлекло мое внимание. В кадр вошла Имоджен, завернутая в полотенце, с влажными волосами, зачесанными назад.
– Ау? Ты тут?
– Да, извини. Тебя вот увидел.
– А, да?
– Ага. Думаю, сейчас число зрителей начнет расти.
Имоджен рассмеялась, но через несколько мгновений количество зрителей и правда подскочило.
«О, Интернет», – подумал я.
На экране моя жена открыла ящик комода и достала нижнее белье.
– Ладно, о чем мы.
– Погоди, – сказал я.
– Что я делаю?
Имоджен продела ноги в трусы и потянула их вверх, переминаясь с ноги на ногу, чтобы засунуть их под полотенце. Количество зрителей неуклонно росло.
– Показываешь секс-шоу в прямом эфире.
– Ха. Тогда это худшее секс-шоу в мире. Если тебе нравится, то ты слишком долго был один.
– Я и правда слишком долго один.
Слова просто вырвались. Валун честности упал прямо посреди разговора. Ни дать ни взять астероид, убивающий динозавров.
Повисла тишина.
Я смотрел, как Имоджен натянула джинсы, затем сбросила полотенце. Я уставился на ее обнаженную спину, на лопатки, двигающиеся под кожей. Она чуть повернулась, и я успел заметить изгиб груди, но затем он скрылся в чашке бюстгальтера, и Имоджен, отставив локти, потянулась к застежке.
Ало-золотая Имоджен появилась на экране телевизора позади танцующих подружек невесты; она держала бокал с шампанским, прислонившись к барной стойке и разговаривая с кем-то, чьего имени я не помню, – кажется, с одним из ее двоюродных братьев. Она вытянула руку и сделала широкий жест, словно описывала пейзаж – море, или, может быть, ландшафт или еще что. По правде говоря, я понятия не имел что. Вроде наша свадьба, мы оба там, в здании, вместе смеемся и разговариваем, однако…
– Извини. Это не камень в твой огород, – сказал я тишине. – Просто… Само вырвалось. Я скучаю.
– Чувствую себя ужасно…
Я хотел сказать: «Тогда возвращайся», но сдержался.
– Не стоит.
– Хуже всего то, что большую часть времени я не чувствую… Я не всегда так себя чувствую. То есть я уже привыкла…
– Ага.
– И когда я это понимаю, мне еще хуже становится.
– Я не хочу, чтобы ты себя корила. Нам сейчас тяжело. Мы знали, что будет трудно…
– Я люблю тебя, ты это знаешь. Но раз я приехала сюда, то надо работать.
– Я понимаю.
– Если я буду постоянно разрываться… Это будет… Ну…
– Я понимаю.
– Аж отвращение от своих слов берет.
– Все хорошо, – сказал я, но прозвучало неискренне.
Некоторое время мы молчали. Имоджен вернулась на экран компьютера с массивным спутниковым телефоном.
«Смотри, – подумал я. – Эта женщина собирается позвонить мужу, потому что ей не все равно и она беспокоится о том, как прошел его день. Будь добр к ней, потому что ты ее любишь, и потому что она хороший человек, и потому что она очень старается, и потому что она очень, очень далеко».
– Не стоит себя упрекать, – сказал я уже с большей уверенностью. – Не хочу, чтобы тебе было плохо. И я тебя ни в чем не виню, честно.
– Спасибо.
– Честно.
– Спасибо. Но мне от этого не легче.
Имоджен из душа набрала номер и стала ждать ответа. Она улыбнулась и одними губами произнесла: «Прием, Юстон».
– Я так понимаю, тебя там объял жуткий страх.
Имоджен рассмеялась.
– Да, так и есть.
– А ты не позволяй. Скажи: «А ну, пошел отсюда».
– И все-таки, как так вышло? Знаешь… Мне кажется, тут как со сказками братьев Гримм: какие-то элементы из древней, оригинальной версии, более страшной и жуткой, пробрались в новую. Я про песню об ангеле и пастухах, если что.
– Да, я понял.
– Хорошо.
В этот момент пузырек воспоминания вырвался из-под тины лет и всплыл на поверхность сознания.
– Кажется, только низшие чины ангелов выглядят как люди с крыльями.
– Чины? У ангелов есть чины?
– Да. Не помню, сколько точно, девять или двенадцать, но только парочка нижних рангов выглядят так, как обычно представляют ангелов люди.
– А остальные?
– Опять же, не особо помню, но очень странно. Они жуткие. С кучей рук, голов и крыльев. А, и сотней глаз, кажется.
– Серьезно?