Демон на Явони

— Да ничего… Совесть каждого обличила, и все разошлись. Вот сюда, как к своей совести люди добрые приезжают и молятся. Молитовку прочитают и шажок делают, молитовку прочитают, услышат певчих то хор, и шажок делают… Только вот никто к самому краю и не подходит… Все перед ними открывается еще на середине пути. Так и видят они, что грешны, страстны, и немощны духом, а дальше в Царствие Божие заглянуть бояться, оно и понятно — не каждому дано! Среди пророков Божиих и то единицы… А увидев то, что дано, едут восвояси, причем прямиков в храм каяться… Слезно раскаиваются, и батюшка знает почему…, потому, как святое это место, потому разная нечисть и пытается запугать, дабы людей православных от него отвадить… Ничего разгребем — Господь управит!.. Ну че решился, Викторович? Я потому и ждать никого не стал — одному это делать нужно. Так что я отойду, а ты, как я говорил: молитовку и шаг вперед, молитовку и шаг вперед, да смотри не спеши и осторожничай, Бог торопливых не любит!

— А если певчих не услышу?

— Не знаю, хе…, может души у тебя уже и нет, прости Господи… Не знаю, если не услышишь, может быть и не увидишь ничего… Хотя поговаривают, что таким ад предстает в своем перевернутом очень прельщающем виде, потому он и стремятся в день-два там оказаться… Не приведи Господи!..

Не сказать, что Олег был человеком полностью воцерковленным, скорее верил по инерции, как большинство, считающих себя сегодня православными. Молитвы знал, читал, бывал в церкви на службах, регулярно четыре — пять раз в год исповедовался и причащался, но вот постоянных памяти страха Божия и душевного стремления к Создателю не имел, считая, что за доброе случившееся по милости Божией достаточно поблагодарить, а на попущенное Им не обижаться, принимая, как должные испытания или искушения. Он был уверен, что Господь не наказывает, а попускает спасительной пользы ради, а доброе мы должны делать, не ради накопления заслуг перед Создателем, а по обязанности, хот это и было слишком мудрено, а суета и сложности этого мира, захватывающие его постоянно, отрывали от храма чаще, нежели он сам притягивался.

В общем, читатель имеет перед собой обыкновенного прихожанина сельского прихода, уверенного, что Бог есть, наученный этому предками, отточенный на сколько возможно священством, но поступающего таким образом, будто жить предстоит вечно, и всегда будет возможность покаяться…, всегда, но не сейчас.

Олег не любил мистики, хотя и был кое-чему очевидцем, старался все объяснить разумом, но в глубине его жило это, сформировавшееся еще в детские годы ощущения постоянного чуда, как это случается обыкновенно у добрых и отзывчивых людей. Заметим, что чудеса и мистика — разные вещи, ибо первое можно характеризовать, как проявления превышающегося наши знания милосердия Божиего, а второе — человеческая приверженность к суевериям, часто губительная и к Богу отношения не имеющая.

А какой сельский житель способен полностью отвергнуть суеверие? Здесь своя специфика, имеющая в своей основе, каким-либо образом материализованные пути защиты Господа своих чад. Будь то подкова на двери, причем прибитая особым образом, крестики, нарисованные мелом на балке над входом в скотный двор, шерстяные ниточки с заговорами, связки чеснока, осиновые колья, да что угодно — все перешедшее от предков, воспринятое не столько верой, сколько доверим родительским, отработанное до автоматизма.

Протоиерей Иоанн не раз говаривал в проповедях, что главное — это молитва, то есть обращения к Богу, по человечеству нашему речь к нему, исходящая из самых глубин сердца, проникающая сквозь неявную границу между миром материальным и миром духов, принимаемая Предвечным Богом и не остающаяся никогда без ответа, если действительно почтальоном выступает наша к нему любовь и преданность. А вот, чтобы услышать Его нужно читать Священное Писание, ибо там Говорит нам Сам Бог! Это и есть диалог, выстраиваемый между Богом и человеком, по милости Первого и Единственного в Своем Триединстве.

Олег все время помнил эти слова, но оказывался способен только посылать в небытие свои реплики, в основном просьбы, хотя и благодарить не забывал, но вот до «Нового Завета» руки его не доходили, и Слово Божие оставалось для него скрыто.

Именно в такие минуты, как сейчас, он начинал жалеть и ругать себя, за свою леность, обещал все исправить, прибегал к настойчивому чтению про себя «Иисусовой молитвы», но быстро сбивался, поскольку любопытство быстро перенаправляло его разум в другую сторону.

Оставив Романа одного, он отправился к развилке, быстро соорудил, по уговору, существовавшему между местными охотниками, путешественниками, «отшельниками», и прочими любителями пошататься по лесу и таким местам, несколько указателей, в виде стрелок из веток с вырезанными на них обозначениями в виде слов, без гласных букв, как в ветхие времена выглядели письмена на церковнославянском языке, и поставил их на местах, где они будут более заметны.