Демон на Явони

Строй призраков-бесов снова подходил к берегу, из «Купины» опять отделились и устремись на них языки пламени, но видел это, похоже, он один, не в состоянии не остановить, ни понять происходящее. В отчаянии и страхе он заснул, так и не осознав, что в этой притче была показана его кончина и перспективы после нее…

Олег спал, как ребенок, пока не почувствовал онемение своей руки. Проснувшись, он обнаружил на ней лапу «Михея». Осторожно вытащив, чтобы не разбудить пса, он приподнялся, чтобы взглянуть на реку и неожиданно увидел, сначала, большой костер на верху холма, но присмотревшись рассмотрел огромный горящий куст, почему-то не сгорающий: «Неопалимая купина?! Господи помилуй!» — только подумав так, проводник обратил внимание на блиндажи и землянки, будто дышавшие, сначала немного раздуваясь, затем сжимаясь, выдавливающие из себя по небольшому облачку, то ли полупрозрачного чистого пара, то ли совершенно белого тумана. Так четверо облачков сходились в строй попарно, принимая за это время очертание схожие с силуэтами раненных солдат, что виделось ему безошибочно. Тела и производимые ими движения находились в зависимости от ранений: раненные в ноги хромали; раненые в верхние конечности, болтающиеся, как плети, поддерживали первых плечами; имевшие ранения в полость живота сжимали свои тела, передвигались скорчившись в три погибели, опираясь на способных помогать; раненых в головы, словно бессознательно, пошатываясь, раскоординировано направлялись к реке, некоторых несли лежачими на носилках, плывших по воздуху.

Стонов слышно не было, только долгий, тягучий распев без слов, схожий с «Господи помилуй». Некоторые падали, их подымали, не оставляя никого, поднимали на руки и несли. Не выдержав этого зрелища долго, Олег захотел броситься помогать, но испугался, понимая, что это скорее призраки, нежели живые существа, нуждающиеся в его помощи, перекрестившись сам и наложив крестное знаменье на строй, глядя на «горящую купину», он затянул «Отче наш», сразу услышав голоса, подпевающие ему.

Сколько это продолжалось никто не знает, но устав и упав на колени в низком поклоне, мужчина, уткнувшись лицом в землю, пробыл так минуту не больше, а подняв лицо, увидел вместо купины первые лучи восходящего солнца. Тут проснулись и остальные.

Не имея сил терпеть, Олег обратился к «отшельнику»:

— Дядь, а дядь…

— Ну ты как ребенок… Что случилось?…

— Сон мне был, то есть не сон…, как бы наяву все… — Никодим, посмотрев на него, затем на гробовщика и заметив, что и у того тоже что-то произошло, поинтересовался у последнего:

— Нууу… а ты видел чего?

— Я! Я-то…, да нет, что вы…

— Странно, я еще ни одного не встречал здесь, кто без видения бы остался, если соврал, то в погибель себе! Ну да Господь знает каждого… Пойдем…, вон… к речке умоемся, заодно и поговорим… — Рассказав все подробно, Олег взглянул настороженно на старца. Тот, не меняя позы задал только один вопрос:

— Когда эти…, раненные в воду входили, их куда-то относило — по левую сторону или по правую, относительно «купины»…, ну если Голгофу иметь в виду: к благоразумному разбойнику или к хулящему Христа?

— Ну так… к благоразумному… Точно, точно… вон туда…

— Стало быть — это спасенные души даны были тебе в попутчики и все слава Богу. А вот, если бы в другую сторону, то на краю гибели такой стоит… — Тут он обернулся в сторону Смысловского и добавил:

— Не это ли он скрывает? Как бы с собой еще кого не утащил… Ох, мало у меня времени, а выбирать сменщика себе нужно, могу не успеть злобу эту остановить…

— А я?

— Ты хороший парень, но если бы ты был тот самый, то я бы понял, что нужно делать, а ты вишь на колени пал и к Господу побоялся приблизиться — ведь куст-то, горящий…, помнишь, что ль, Моисею явлен был такой же…, но тут чудо на чудо, не удивляйся…

— А что ж надо было?

— Кто избран, тот поймет…

Скоро троица, сопровождаемая большим псом, направлялась вдоль берега в центр бора. Смыслов-ский, находившийся в перевозбужденном состоянии, с красными глазами, совершенно посеревший лицом, начал приставать то к одному, то ко второму с вопросами о жертвеннике. Его несдержанность и уже совсем неприкрытость выдавала «отшельнику» скрытую личину демона. Теперь он знал, куда нужно вести и перед, чем представить его, в надежде, что спасется.

Они не остановились ни на костях, внезапно начавших играть в лучах восходящего Солнца капельками росы и одновременно отсвечивая еще не зашедшей Луной, и своими переливами, будто стенавших «Молите Бога о нас!»; ни у поворота реки, после которого вода в ней, почему-то ненадолго окрашивалась в цвет крови; ни даже у прямо на их глазах провалившейся стенки кургана, через провал чего в глубине насыпи виднелись блистающие сокровища.

Никто не спрашивал «хранителя», куда он их ведет — каждый из его попутчиков, полагаясь на его опыт и интуицию, следовал за ним, с готовностью сгинуть, правда, с одной маленькой оговоркой: каждый за свое.