В его мире все имело смысл, не оставалось ничего незначительного. Сид рано или поздно должен был либо отправиться в психушку, либо совершить что-то непоправимое. Мне хотелось, чтобы он добрался до своей Рэйвен и сломал чертов цветок, отрезал ей голову и сыграл ею в футбол. Я дал ему нож, я дал ему пистолет, я был готов дать ему что-нибудь еще, включая циркулярную пилу. Он заворожил меня – чтобы переплюнуть Рэйвен, надо было занять место сатаны в маленьком, но ярком пантеоне Сида.
Но мне не удалось, потому что Сид так и не вернулся из своей поездки.
Когда тяга превращается в одержимость? В какую секунду страсть достигает концентрации, совершенно лишающей рассудка? Можно ли заразиться чужой легендой?
Когда меня спрашивали, почему нужно покончить с Рэйвен, я отвечал на вопрос десятками разных способов. В каждую из версий можно было поверить. Но единственный правильный ответ: «Потому, что я не знаю, что это такое, потому, что я не могу это контролировать, потому, что сила этих сладких цепей пугает до смерти». Потому что из человека я превращаюсь в миллион молекул, каждая из которых корчится в непереносимом удовольствии. Потому что за это можно продать душу, можно взорвать Землю. Это ощущение стоит над моралью и кодексом. Я видел Рэйвен, но она была пуста, словно выпотрошенная упаковка. Я никак не мог поверить в пустоту, ведь Сид вывалил передо мной столько волнующего содержимого.
Я лежал на матрасе, глядя в потолок, и представлял, как поцелую Рэйвен в плечо. Я знал, что этого не случится, ведь ее не существует, и от этого хотелось кричать. Разумеется, легко было поцеловать живую Рэйвен, но мне нужна была та, созданная яркими кистями Сида. Рэйвен из воображения.
Я готов идти в леса и рассказывать о Рэйвен насекомым и животным. Глядя на Рэйвен, я изнемогаю от власти несбывшегося. Я вижу миллионы возможностей, начинающиеся с прошедших или настоящего момента, то, что могло бы случиться, и то, чего никогда не случится. Ее настороженная улыбка позволяет открывать двери и видеть Рэйвен, которая уходит навсегда, Рэйвен, к которой я захожу в спальню, или Рэйвен, которая заходит туда с кем-то другим.
Разные выражения лица Рэйвен сменяют друг друга, и я понимаю, что хочу изучить их все. Но она распадается на мозаику разбитого стекла, на недостижимые кусочки, которые невозможно склеить. Рэйвен, проклятая Рэйвен, ее лицо – воплощение поэзии, ее профиль заставляет сердце сжиматься, я готов плакать от возможности подобной красоты.
Может, я влюблен в фантазии загадочно пропавшего Сида, в его темную фею, околдовывающую людей? Возможно ли, чтобы я вообще кого-то любил? Сида больше не осталось, и я чувствовал, что даже память о нем испаряется. Сида больше не было, но я – был, и я должен убить Гвиневеру, разрушающую мужское братство.
Мы все должны собраться и убить Рэйвен – женщину, лучше которой нет никого на свете.
ДЕМОН ПУСТОТЫ
Темные, приземистые храмы Нары, темные статуи Будд, темные проходы между обтертыми временем домами. Текучая, текстурная темнота, которая одному кажется беспросветной, а другому показывает гипнотический рисунок черного на черном, едва различимые, но от этого не менее тревожные фракталы Мандельброта. Толстые, тугие канаты темного складываются в отталкивающие цветы на чернильном полотне. Большинство людей их не разглядят, но эта темнота – пряжа для бесконечных возможностей. Я пью сумеречный воздух, заполняю им легкие, растворяясь в неверном полумраке так же, как остальные вещи. Тьма и скрытые в ней остатки предметов проходят сквозь меня, будто я полупрозрачен. Страхи влетают непрошеной стаей птиц, мешают, но я прогоняю их прочь.
– Ко, вернись обратно!
Ча ударила меня по лицу.
Не сразу стало понятно, что такое «меня» и кто такой Ко, но что происходит, я понимал. Темноту взрезал световой нож, и из открытой двери вылился яркий конус, придающий окружающей обстановке цвет и форму. Я сощурился, возвращаясь в реальность из пространства между вещами, в которое только что погрузился. Лицо Ча было очень резким, оно навязывало себя, словно выкрик, в окружении фанфар ярких ламп подпольной конторы ставок.
– Игроки подрались, – сказали ее потрескавшиеся узкие губы. – Разлили все! Иди убери.
Я собрался обратно в паренька по кличке Ко и перешел из мира темноты в мир света.