– Причем даже пережить это тебе не дадут! – не мог остановиться он. – В современном мире нет возможности предаваться скорби. Вся сентиментальность культурной сокровищницы к твоим услугам. Она убивает любую агонию. При определенной чувствительности можно очень легко манипулировать своими настроениями. Работа, затем несколько фильмов, постоянные наушники с тщательно подобранной очередью треков. Полгода в таком режиме – и все твои несчастья стираются, как будто их не было. Как побочный эффект получаешь совершенное равнодушие к судьбам мира, но такова цена всех обезболивающих – они заставляют тупеть. Музыкой можно доводить себя до состояния берсерка, до состояния экстаза. Если подключать другие методы развлечений, то перед этой адской артиллерией любая скорбь выглядит чрезмерной. Кто-то умер? Трахнулся с двумя трасами, один из которых одарил сифилисом? Потерял свою женщину? Знай себе жми на кнопки.
Особая удача, что Сиду не нужно отвечать. Собеседник для него – всего лишь темная дыра слива. Сид и так все знает, ему не нужны советы, он просто хочет делиться тем, что накипело. Меня это устраивает. Это как бесплатную пьесу посмотреть.
– Я бы хотел, чтобы кто-то поджег мой дом. Было бы приятно вернуться и увидеть только грязную кучу обгорелых обломков… – Он обхватил голову руками и посмотрел на меня исподлобья. – Я больше не могу.
Сид выглядел истощенным.
– Рэйвен? – предположил я.
– Рэйвен… – повторил он. – Чертова Рэйвен. Когда она входит, все изменяется, и я перестаю дышать, как последний кретин. Я хочу ее всю, до самого конца, это просто убивает. Ее холодность, бесцветные ресницы, худые лопатки, все это – воплощенная чума, разрушение, безумие, зона отсутствия контроля. Ее ласки не лучше – ей удается оставаться на миллионы световых лет вдалеке, замораживая меня заживо. Если ад существует, то это она, и самое дикое, что она кажется мне невероятно красивой. Ради того, чтобы смотреть на нее, я… Мне хочется раскроить Рэйвен голову – и одновременно запустить в нее пальцы. Это просто невыносимо!
Сид с таким вожделением, жаждой и тоской произносил это имя, что сигаретный дым свивался в плотные кольца. Он сжимал и разжимал пальцы, и я понял, что дела плохи. Честно говоря, я надеялся, что с Рэйвен вскоре будет покончено, – Сид наиграется с ней и вернется к нам, но ситуация повернулась неожиданным образом. Все, что он описывал, было мне незнакомо. Может, я видел такое в кино. Может, читал о подобном. Но сейчас Сид пытался меня убедить, что человеческой воли недостаточно, чтобы себя сдерживать. Ха.
– Знаешь, Дэйн, я недавно был в командировке. Я ехал в поезде и радовался, что еду в другой город, что я могу держаться от нее подальше хоть какое-то время. Что я не развалюсь на части от того, как она улыбается, что все это не будет происходить со мной хотя бы несколько дней. Никто не должен настолько занимать мысли – это полностью посрамляет внутреннюю жизнь. – Сид казался злым. – Но в какой-то момент мне стало настолько невыносимо, что пришлось спрыгнуть с поезда. Я шел пешком, потому что холод отвлекал, иначе бы я распорол себе брюхо. Я знал, что когда приду к ней, она великодушно раздвинет ноги, но я никогда так и не получу того, чего на самом деле хочу. Нет ничего хуже недосягаемости, непреодолимой дистанции. И тогда, Дэйн… Тогда я впервые подумал, что должен убить Рэйвен.
Я засмеялся от неожиданности заявления, но Сид посмотрел на меня очень серьезно.
– Да, я решил, что должен ее убить. Неважно, куда я уеду, она в моей голове, она меня терзает, словно чудовище. – Сид отхлебнул из стакана.
– Так сделай это, – пожал плечами я.
Он поднял голову и опять посмотрел на меня, словно я торговец дрянью, которую не хочешь покупать, но в которой отчаянно нуждаешься. Сид хотел, чтобы ему кто-нибудь разрешил. Почему не я?
Была ли Рэйвен красивой? Вряд ли. Существовала ли Рэйвен вообще или полностью являлась плодом воображения Сида, постоянно наделявшего несуществующими достоинствами разные предметы? Какая разница. Я пару раз видел Рэйвен, но не обнаруживал в ней и части тех достоинств, которые он ей приписывал. Никто бы не обернулся на нее на улице. Сид же говорил так, словно я держал ее за руку, и это заражало. Если верить его рассказам, длинные пальцы Рэйвен заставляют желать ее, стоит увидеть белые очертания ладоней в темноте. Сид все-таки чертов поэт.
Иногда я завидовал ему – Сид переносил собственное эмоциональное богатство на все подряд, у него даже для меня нашлась легенда, которая не соответствовала действительности. Сид жил в реальности-мифе, где люди не были просто людьми, которые работали и страдали запорами. Нет, куда там, – для Сидни каждый человек становился полубогом, супергероем, который насыщал его внутреннюю жизнь многозначительными поступками. Он был нашим бардом, пишущим жизненные истории значительно ярче, чем это сумел бы любой из нас, даже я.