К тому же, время было выбрано как нельзя удачно. Господин ожидал его этим вечером. Как раз в тот самый день, когда нас покинули Аржен и Эссиенте. А ведь это было решено только накануне… Только бы идиот не догадался, что Эйриг поддерживал с ним переписку, раз уж суккуб явился не запылился, как только наши гости переступили порог. Похоже, этому Мануэлю не нравился запах оборотней, тогда не удивительно, чего он так долго тянул с визитом.
Не желая больше выносить этой давящей тишины, полной домыслов и тошнотворных подозрений, лезущих в голову помимо воли, я бросил нож и, поднявшись рывком, вылетел из кухни. Пронёсся по лестнице и оказался наверху. Дверь закрылась позади, и я глубоко задышал, стараясь успокоиться.
Перед глазами лихорадочно мельтешило. Я рванул к окну, словно сместившись на несколько шагов мог ускользнуть от себя самого.
Кровать.
Она возникла передо мной всей своей громадиной разом. Раскорячила свои широкие толстые ножки на всю ширину комнаты и упрямо упёрлась столбами в потолок.
Что только ни творил со мной здесь господин. Но теперь, похоже, у меня появилась замена.
Рука сжалась в кулак, упираясь в подоконник.
За дверью раздался шорох. А уже несколькими мгновениями спустя в комнату ввалились двое. Они слиплись так плотно, беспорядочно стягивая друг с друга одежду, что невозможно было понять, где начинается одно тело и кончается другое.
— О! — заметил меня Мануэль. — Кажется, здесь занято, — с фальшивой скромностью произнёс он, взглянув на Эйрига.
— Оставь нас.
Я коротко кивнул, опустил глаза и вымелся вон из спальни господина, стараясь изо всех сил не думать о том, что увидел. Стараясь забыть о расстёгнутой — разорванной (!) — на груди рубашке Мануэля. О болтавшемся на петлях ремне Эйрига. О его потемневшем от похоти взгляде и резко брошенных словах, доходчиво объяснявших, что больше во мне нет никакой необходимости.
На миг застыв в коридоре, я безумно огляделся вокруг. Грудь распирало огнём. Мне было тесно и душно в этих стенах. Я хотел вырваться и оказаться как можно дальше отсюда. Бросился дальше по проходу, как попало натянул ботинки, схватил накидку, позабыв о сюртуке, вылетел вон, в снег.
Холод на миг оглушил. Проник в грудь с дыханием, развеял туман перед глазами. Идти мне было особо некуда. Я решил побродить немного. Просто пройтись вдоль по улицам и, может быть, остудить голову.
Я брёл вперёд, плохо разбирая в густых сумерках дорогу. Но это было и не важно. Я просто продолжал переставлять ноги. Думать не мог — от мыслей становилось гадко. Легче было бы вообще не соображать. Или напиться где. Но карманы мои были пусты.
Я продолжал идти, пока не понял, что ног от холода почти не чувствую. Это немного отвлекло и принесло сиюминутное спокойствие, как если бы проплыв вдоль бурной реки неведомо сколько, я вдруг наткнулся на крошечный уступ мели и зацепился за него, переводя дыхание.
Вот он я, и я иду по заснеженным дорогам. Пальцы на руках давно озябли. Щёки нещадно гудели морозом, уже подобравшимся своими лапами к моей шее и теперь стремившимся засунуть нос за шиворот.
В моей прошлой жизни я отчётливо помнил, что холод убивал таких, как я. Мысль, казалось бы, из прошлого, отрезвила лучше увесистого подзатыльника.
Оглянувшись, я вдруг с удивлением обнаружил, что до дома рукой подать. Не долго думая, повернул к хорошо знакомому дворику. Очертания двери принесло надежду, будто стоит мне её открыть, переступить порог и всё исчезнет. Исчезнет, и я очнусь.
Ну и переполох я устроил, ввалившись посреди ночи. Малышня заголосила, проснулся пьяный отец, но снова погрузился в злачное забытьё ещё до того, как понял, что происходит. Матери не было, и, пожалуй, это было к лучшему.
— Что с тобой, Тэг? — узнав меня, Маги сползла с печи и повисла на шее.
— Тебя выгнали? — спросил Кирт, охрипший ото сна.
— Не знаю.
— Как это? — Бьянка затворила за мной дверь, пока Кисея, всегда недовольная спросонья, принялась отряхивать меня веником.
— Снега нанёс.
— Холода напустил, — хныкнул Джерт, но тут же успокоился, решив, что для истерики нет причины.
Девочки стянули с меня накидку, затолкали на печь, и забрались сами, пряча захолонувшие ноги под длинными грубыми сорочками.
— Рассказывай, — потребовал Кирт, когда мы сбились в кучу, пытаясь согреться.
Джерт пожаловался, что я ледяной, а я… я и был ледяной, просто застыл.
— Тэг, ну чего ты натворил?
— Хозяин тебя выставил?
— Просись обратно.
Дома было хорошо. Я сгрёб детишек в охапку и повалил навзничь.
— Устал, сил нет. Завтра поговорим. Утро вечера мудренее.
Ребята повозмущались недолго, но, видя, что я не отвечаю, в конце концов угомонились. Сопение пяти крохотных носов наполняло уши, и я вдруг вспомнил кое о чём.
Глупо было думать, что земля вдруг ушла у меня из-под ног. Сегодня всё было точно так же, как и вчера. И завтра тоже ничего не изменить.