Снаружи доносились шлепки, точно били мокрой тряпкой, и он подошел к окну, открыл ставни и выглянул. Внутрь влетел морозный воздух. Солнце разогнало полумрак. Перевесившись через подоконник торца здания, вампир увидел, что служитель действительно до сих пор бьет поклоны Ямесу своей размозженной до мяса головой. Остальные жители Вардов быстренько разбежались по домам, чтобы не мозолить глаза страшному колдуну. Пацель явно был по-злому ироничен.
Вслед за своим господином высунулась и Фийя, посмотрела на мертвеца и улыбнулась.
– Вот негодяй, получить свое! – довольно заявила она. – Как он посметь что-то вам кричать?
– Но заслуживает ли он такой смерти?..
– Заслуживать, заслуживать… Он же злодей!
Даже сюда, до окна, долетал манящий аромат крови. С жадностью Юлиан потянул его носом, прикрыл веки. Ненасытность давала о себе знать. Его клыки были белоснежно остры, ломили, и он уже привычно пригладил их языком, чтобы успокоить.
– Я бы тоже испить крови, тео, – прощебетала Фийя, заметив едва потемневший взгляд. – Мы в последний раз пить в Молчаливом замке, в подвал, куда нас отводить слуги.
– Только не здесь.
– Но почему же?
Впрочем, ей не ответили.
Служитель остановился и остался неподвижно лежать до рассвета… По небу ползли пригнанные с севера тучи. Чуть погодя посыпал мелкий, но частый снег. Бедолагу начало стремительно заметать – и вот он уже стал напоминать скорее простой сугроб, нежели символ ужасной божественной кары.
Пока не наступила ночь, Юлиан решил закончить еще одно дело и достал из седельной сумки выигранный у капитана тугой кошель. Звякнув им и повесив его на пояс, вампир покинул комнату, первый этаж, а затем и постоялый двор, пока не растворился в снежной завесе, как призрак.
Сумерки уже обволокли Большие Варды.
Посматривая на белоснежный сугроб, под которым лежал служитель, Юлиан миновал его и качнул сам себе головой. Он пересек небольшую округлую площадь, поскрипывая сапогами из телячьей кожи, постучал в дверь дома. Дверь открыла жена вождя и, увидев лицо посетителя, едва не рухнула в обморок.
– Я хотел бы увидеть вождя Эхора, – ровным голосом сказал Юлиан.
– Он у купца Осгода…
Чтобы не пугать бедную поселянку больше положенного, Юлиан развернулся и зашагал прочь. Вслед ему глядели с ужасом, выплевывая с губ молитвы Ямесу. Кажется, думалось вампиру, он уже смирился с тем, что в глазах прочих он демон…
Чтобы не торчать посреди площади пугалом, Юлиан пошел в сторону дома Осгода. Это был крепкий, кондовый дом, и стоял он подле постоялого двора; четыре его окна выходили на двор. Отсчитав их, Юлиан понял, что его разместили ниже комнаты Лины. Потом поднялся по ступеням, постучал. Стоило жене Осгода увидеть бывшего рыбака, как ее лицо растянулось в такой же гримасе ужаса, как у жены Эхора, а сама она точно так же отшатнулась назад. Разве что, стоит отдать ей должное, догадалась придержать молитвы при себе.
Разрешения Юлиан спрашивать не стал – оно и так будет дано из страха, – переступил порог, прошел к гостиной, откуда доносились голоса.
В доме было уже темно, но он ясно различал обстановку. А ведь в детстве, когда ему пару раз выпала возможность побывать в этих комнатах, он проходил их не иначе как с распахнутым ртом! Ему казалось, что господин Осгод едва ли не богатейший человек в мире, что его скамьи с резными ножками, кровати из темного и светлого дерева, цветастые занавески на окнах, сундуки с настоящими железными замками свидетельствуют о почти что королевском достатке! Что же, улыбался Юлиан, обычные деревянные скамьи, кресла, столы и сундуки, простенький камин… Вот и весь скромный достаток…
Голоса стали громче, отчетливее, и Юлиан попытался придать своему виду уверенное спокойствие.
Посреди гостиной, за столом с зажженными свечами, сидел на скамье купец Осгод в своем теплом спальном платье, а напротив – вождь Эхор. В углу, в креслах, сидели Линайя и Генри. Генри поглаживал большой живот своей жены, а та, навалившись на подлокотник и подперев кулачком щеку, смотрела куда-то вдаль, точно не замечала ничего. Юлиана она, впрочем, заметила сразу же. У нее перехватило дыхание, и девушка сначала побледнела, а потом покраснела.
– Приветствую, – произнес Юлиан.
Мужчины разом дрогнули, как будто к ним вошла сама смерть. Едва не опрокинув скамью, на которой сидел, Эхор подскочил, а господин Осгод так и не шелохнулся, лишь нахмурился.
– И тебе здравствуй, – сказал басом Осгод. – Или к тебе уже надо как к вашему сиятельству? И челом бить? – Перед ним была большая опорожненная кружка, пахнущая пивом. Капли стекали по его окладистой бороде с небольшой проседью.
– Меня мало волнует, как вы ко мне обратитесь. Пусть даже как к его сиятельству. Все равно мне известно, что вы скажете, когда я повернусь к вам спиной… А пока надо обсудить одно дело… – ответил Юлиан и, повесив плащ на вешалку, присел за край стола.
– Чего надобно?
Юлиан чувствовал, что они боятся его куда больше, чем он их, поэтому воспрял духом. Голос его окреп.