Уильям глядел на него в полном молчании, изможденный, бледный. В нем снова поднялась сухой волной жажда, но он сдержался — лишь откинул дерево, которое показалось ему легким. Похоже, старику серьезного вреда оно не причинило, только придавило ногу. Потом он таким же шагом пошел прочь, сходя с ума оттого, как пахнет все вокруг: весенними цветами, кровью и теплом. У него не хватало сил даже на разговор — язык будто прилип к нёбу, окончательно высохнув. А может, и не мог он уже говорить, растеряв последнее…
Покряхтев, старик поднялся, подобрал с земли палку, на которую оперся, и, хромая, догнал своего спасителя.
— Сынок, ну спасибо тебе — спас старику жизнь! Так бы и помер туточки…
Уильям в безмолвии продолжал идти — его то знобило, то бросало в жар. Мир вокруг сузился до небольшого просвета, и он ничего не видел, кроме больших белых цветов под ногами, а также нескольких маленьких, сине-фиолетовых.
— Ты ж ответь что-нибудь, сынок. Чем я могу отплатить тебе?
Уильям молчал. Ему казалось, что он не может говорить.
— Сынок, ну ты чего молчишь? Что я могу сделать для тебя, спасителя моего, а?
— Уйти, — с трудом прохрипел рыбак. Горло у него от одного слова будто облилось кровью изнутри — так сильно сдавило.
— Да как же мне уйти теперь, когда ты меня спас, а сам идешь что неживой? Так ты далеко не уйдешь, сынок. Уж очень плох. Может быть, я могу тебе чем-нибудь подсобить? Кров дать, еду, указать дорогу?
Уильям задумался. А ведь он так и не узнал, куда идет и правильно ли.
— Брасо-Дэнто… — выдавил он.
— Ты туда идешь? О-о-о, сынок, да ты его почти прошел, только он сильно южнее! Вот совсем прошел уже. Не гляди так удивленно, ты уже в Солраге, но заплутал. Точно заплутал. Проведи меня, старика, до дома, а то темнеет уже, могу и не дойти. Чертята тут по ночам житья не дают. А там я тебе и с дорогой подсоблю, а?
Уильям помотал головой и попытался уйти, но старик повис на его локте и не пускал.
— Буде тебе! Спас меня от смерти. Неужто загрызешь старика в доме, нарушив все заветы Ямеса? Пойдем, а я тебе подсоблю как-нибудь. Меня зовут Хемарт. Я тут долго живу, много чего повидал, так что и таких, как ты, встречал.
Ничего не оставалось Уильяму, как поплестись за покалеченным стариком. Хемарт, как он назвал себя, оказался чрезвычайно болтливым. За недолгий путь он поведал, опираясь на самодельную трость, чт
Однако Уильям слушал вполуха, перед глазами все плясало. И хотя его нутро тряслось от жажды, треп бойкого Хемарта успокаивал, и на душе становилось не так тревожно. Он уже находился в графстве Солраг, и это заставило его поумерить свои тяжелые думы.
Погоня позади — ему ничего не угрожает.
Впереди показалась деревянная хижина. Перед ней стояли клетки с разной живностью: кроли, перепелки, цыплята, — а вокруг были разбиты огород и палисадник. Уильяму вспомнилась старая травница Удда и ее забота, и это воспоминание отозвалось в нем теплым, щемящим чувством. Хемарт отпер дверь и, хромая, зашел внутрь. Потолок тут будто придавили к земле, и высокому путнику пришлось передвигаться согнувшись, чтобы не удариться о балки. В домике, несмотря на его крохотный размер, было не протолкнуться от мебели. Тут и спальник для птиц, и кровать, и даже столик, стоящий вплотную к окошку со слюдяными стеклышками. Весь потолок увешивали пучки трав. А в углу притаился на жерди старый ворон, приветственно прокаркавший хозяину.
— Садись тут, мой спаситель. — Хемарт вежливо указал на низкий табурет.
Уильям послушно сел.
— Вижу, что тяжело тебе языком ворочать. Голоден? Да что там! Подожди меня здесь, сынок, я тебе подсоблю.
И он подорвался и выскочил за дверь. Напрягшись, Уильям посмотрел в окно, куда делся старик. Снаружи размытый из-за непрозрачности окна силуэт подошел к клетке с животными, хлопнули дверцы, и он вытащил одного, взмахнув ножом. В дом змейками поползли запахи крови — и у Уильяма внутри все вскипело.
Хемарт вернулся, долго шоркал ногами на пороге о грязный льняник и наконец с услужливой улыбкой поднес глиняную чарку.
— Испей, чтобы было проще. Я старик неглупый, много знаю, много видел. Знаю, как у вас это проходит… У вас голод не от пуза начинается, а от глотки. А от глотки растекается уже по телу. Тело становится как сухая палка, а ум — черным, грязным. И пока кровушки не испьешь, уму ясности не прибавится.
Но Уильям лишь мотнул головой. Странным был этот старик, знал много, не боялся его. Да и как живет он среди такой глуши, где вокруг ни души? Почему вурдалаки его не трогают, почему чертята до сих пор не расправились с ним?
— Почто не пьешь?
На это Уильям молча отодвинул чарку. Хемарт поджал морщинистые губы и подергал себя за бороду.