Демонтаж народа

Эта кампания была эффективной в течение длительного времени (сейчас тема репрессий исчерпана – не потому, что разоблачена фальсификация, а потому, что она неактуальна для молодежи, комплекса вины она в ней создать уже не может). Эффективность ее объяснялась тем, что манипуляторы, включив тему репрессий в национальную «повестку дня» навязали каждому гражданину обязанность сделать выбор – верит он или не верит этому официальному мифу. Ситуация была примерно та же, что и с мифом Холокоста, неверие в который сейчас преследуется в Западной Европе как уголовное преступление. Те в СССР, кто в миф о репрессиях поверили, были обязаны принять на себя вину за них («покаяться»). Те, кто не поверили, получали клеймо неблагонадежных.

Так или иначе, народ сразу раскололся на две группы, которые относились друг к другу недоброжелательно. Вступая в общение с человеком, приходилось соблюдать осторожность и прощупывать его отношение к мифу о репрессиях. Резко возрос общий уровень взаимного недоверия. Затем началось дробление группы «поверивших», потому что в ней обнаружился широкий спектр разных и несовместимых установок – вплоть до выделения группы тех, кто считал, что репрессии были «недостаточными».

Вина за то, что люди жили в СССР, были ему лояльны и особенно за то, что воевали с его врагами, возлагалась на весь народ, на всех рядовых и даже на их близких. Идеологи, которые разжигали этот комплекс вины, определенно вели психологическую войну против народа, сознательно противопоставляя себя ему – как враги народа. Причем враги в войне этнической (независимо от их собственной личной этнической принадлежности) – объектом их бомбардировок было национальное сознание прежде всего русского народа. Вот стихотворение поэта-шестидесятника Александра Городницкого (кандидата в Госдуму от «Яблока»), где он выражает отношение к солдатам, подавлявшим в 1956 г. восстание в Будапеште:

Танк горит на перекрестке улиц,
Расстреляв последние снаряды,
В дымном жаре, в орудийном гуле,
У разбитой им же баррикады.
……………………………………..
Как там встретят весть, что не вернулись,
Закусив губу или навзрыд?
Танк горит на перекрестке улиц,
Хорошо, что этот танк горит!

С другой стороны русских обвиняет духовный авторитет более крупного калибра – Солженицын. Ему стыдно за то, что в ГУЛАГе после войны находились не только русские, но и люди других национальностей. По его мнению, за все беды, преступления и ошибки на территории, по которой прокатились битвы и хаос ХХ века, должны расплачиваться только русские.

Он пишет в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ»: «Особенно прилегают к моей душе эстонцы и литовцы. Хотя я сижу с ними на равных правах, мне так стыдно перед ними, будто посадил их я. Неиспорченные, работящие, верные слову, недерзкие, – за что и они втянуты на перемол под те же проклятые лопасти? Никого не трогали, жили тихо, устроенно и нравственнее нас – и вот виноваты в том, что живут у нас под локтем и отгораживают от нас море. «Стыдно быть русским!» – воскликнул Герцен, когда мы душили Польшу. Вдвое стыднее быть советским перед этими незабиячливыми беззащитными народами» [53].

Благодаря гипнозу литературного таланта Солженицына читатель впадал в странную уверенность, что «неиспорченные» эстонцы, конечно, же, попали в ГУЛАГ безвинно. Он забывал и о том, что на стороне немцев воевало на треть больше эстонцев, чем в Красной Армии, и что из них немцы формировали самые жестокие карательные части, которые орудовали не только в Прибалтике. Стыдно ему быть русским! Поезжайте, Александр Исаевич, в гости к своим солагерникам, пройдитесь с ними в марше эстонских эсэсовцев.

Второй исторический выбор, за который русские должны были испытывать чувство вины, – принятие христианства от Византии. На этом поле более десяти лет работала вся интеллектуальная рать демократов, вплоть до Новодворской. Эту песню мы слышим со времен Чаадаева, который писал: «Повинуясь нашей злой судьбе, мы обратились к жалкой, глубоко презираемой этими [западными] народами Византии за тем нравственным уставом, который должен был лечь в основу нашего воспитания»[155]. Но тогда царь упрятал его в сумасшедший дом. Зато во времена Горбачева и Ельцина его ученики разгулялись.

На симпозиуме в Гарварде в 1992 г. интеллектуал из Института философии РАН вещал: «Над культурой России царила идеологическая власть догматического православия… Все это сопровождалось религиозной нетерпимостью, церковным консерватизмом и враждебностью к рационалистическому Западу… Несколько лидеров ереси были сожжены в 1504 г.»[156].