Элизабет снова уселась и молчала, пока Чарли не вернулся в гостиную с бутылкой лимонада и тремя стаканами.
– Кто хочет? – спросил он, и я охотно взяла стакан.
– Ты же знаешь, я не пью газировку, от нее портятся здоровье и фигура, – заметила Элизабет как бы невзначай, и пить лимонад в ее присутствии мне сразу же расхотелось.
– Я так не думаю, – возразил Чарли, разваливаясь на диване со стаканом в руке. – Здоровье и фигура портятся от плохого настроения и отсутствия спорта, – добавил он и сделал большой глоток газировки. – А от лимонада у меня хорошее настроение, а значит, он полезен. По крайней мере, мне, – сделал вывод Чарли, и сестра снисходительно улыбнулась, глядя на него, как на неразумного ребенка.
Наконец послышался щелчок дверного замка, и в гостиную вошел Эдвард в черной байкерской куртке, джинсах и шлемом в руке, и у меня прямо отлегло от сердца при его появлении.
– Привет! Я так рад вас всех видеть! Давно ждете? – спросил он, убирая куртку и шлем в шкаф.
– Минут тридцать, – ответила Элизабет. – Зачем тебе шлем, ты что, до сих пор не продал байк?
– Нет, просто я его в машине надеваю, так ведь безопаснее, – пошутил Эдвард, улыбаясь во все тридцать два.
– Это и правда опасно, – немного обиженно, но все же сдержанно ответила Элизабет.
– Не переживай, сестренка, если я и умру, то скорее из-за сифилиса, чем из-за байка, – заверил Эди.
Я хихикнула, не сдержавшись, и тут же заметила, как дернулась бровь у Элизабет.
– Простите, – вырвалось у меня.
– За что? – удивленно спросил Эди.
– За то, что смеюсь над сифилисом. Это несмешно, – серьезным тоном ответила я и тут же опять захихикала. Парни тоже засмеялись, но Элизабет оставалась серьезной.
– Лизи, может, ну его, этот ресторан, закажем китайскую еду и просто поболтаем у меня на террасе? – спросил Эдвард, и сестра так посмотрела на него, что он тут же добавил: – Ладно! Ты, наверное, полдня собиралась и еще месяц планировала. Я вызову такси.
– Но разве ты не возьмешь свою машину? – удивилась она.
– Нет уж, у меня была сложная неделя, сестренка, и я планировал выпить, – честно признался Эдвард, и Элизабет недовольно приподняла бровь, но ничего не сказала.
– Я сейчас быстренько переоденусь и приду, пять минут, – сказал Эдвард и вышел.
Вернулся он действительно очень быстро – одетый в молодежные серые брюки и зауженную белую рубашку.
– Эдвард, мы идем в приличное место, твои брюки… – начала Элизабет, но Эди улыбнулся и прервал ее на полуслове:
– Лизи, не зуди! Еще ни один ресторан меня не выгнал в этих брюках, они классные!
– Дело не в том, что кто-то тебя выгонит, а в том, как ты будешь выглядеть среди нормально одетых людей в нормальном заведении, – скептично заметила она, и я только могла гадать, что же она подумала о моем наряде. Почему-то нестерпимо захотелось смеяться.
– Чего ты улыбаешься? – полушепотом спросил Чарли.
– У меня просто хорошее настроение, – ответила я и не соврала, настроение и вправду зашкаливало.
Вскоре подъехало такси, но такое, которое я видела первый раз в жизни: мало того, что роскошная машина стоила безумно дорого, так еще за рулем сидела девушка модельной внешности, облаченная в строгий черный костюм и белые перчатки. Она вышла и открыла перед нами дверь, вежливо приглашая садиться на белую кожу сидений. Разместившись, мы мягко тронулись, слушая приятную музыку и не разговаривая, и я стала впадать в уныние.
Обстановка ресторана напоминала скорее Букингемский дворец, чем место, в котором можно поесть и напиться. Примерно такая же, как в такси, музыка играла и здесь, легкая и ненавязчивая, и это почему-то начинало раздражать. Когда уселись за столик, подошел официант с меню и винной картой. Элизабет, бегло просмотрев знакомые, наверное, с рождения, названия вин и деликатесов, быстро сделала заказ.
– Что посоветуете – Cheteau Cheval Blanc шестьдесят седьмого или шестьдесят второго года? – спросила она, закрывая винную карту.
– Шестьдесят седьмого года, мадам, – ответил официант с улыбкой, и Элизабет согласно кивнула.
Чарли и Эдвард тоже определились довольно быстро, с удивительной легкостью выговорив правильные названия блюд и напитков. Все ждали только меня, и я чувствовала себя неловко. Чарли и официант предлагали мне то или иное блюдо, но я поняла, что даже не представляю, как буду есть что-то с таким названием и при этом смогу соблюсти все правила этикета, чтобы окончательно не упасть в грязь лицом перед Элизабет.
Я еще раз просмотрела дикие названия вроде тортеллини «Мистролли» под соусом «Авиньон». Не встретив там ни состава, ни знакомых слов, отложила меню в сторону и, окончательно осознав, что падать лицом в грязь все же придется, обратилась к официанту:
– Мне просто теплый салат с мясом, любым. Кроме, пожалуй, собачьего и лягушачьего. И вино. Ей-богу, какое принесете, я абсолютно не разбираюсь, но только чтобы оно не стоило двадцать или тридцать тысяч долларов за бутылку.
– Хорошо, я подберу для вас что-нибудь без лягушек, а собачатину у нас не подают, – улыбнулся официант и ушел.