Плохая шутка. В груди заворочалось склизкое воспоминание. Не так давно я пытала перебежчика пламенем в подвале своего поместья, твердо уверенная, что он – пособник убийцы невинных девушек. Его кожа сочилась сукровицей, алела ожогами, а лицо полнилось ненавистью, несравнимой даже с яростью демонов. Жизнь сделала новый виток и вновь привела нас в подвал, но сегодня предатель не жертва, а один из палачей.
Когда Игла привела меня к нужной каморке, сердце вновь екнуло. Я сглотнула вязкую слюну и дернула на себя добротную деревянную дверь, обитую железом. Кладовая, в которую запихнули пленника, была куда просторней тех, в которых держали узников в моем поместье. Вдоль стен мостились мешки и ящики, забитые ненужной домашней утварью. В небольшое окошко под потолком проникал серый дневной свет, но на стенах трепетали огнями свечи в грубо выкованных железных подсвечниках.
Несмотря на простор, Ансар, Тир и предатель занимали собой, казалось, всю кладовую. Избитый, хнычущий человек забился за один из мешков, прикрывая лицо руками. Присмотревшись, я поняла, что подушечки пальцев пленника стерты в кровь. За мостовую, что ли, цеплялся, пока его волокли к имению?
– Амаль, зачем вы пришли? – изумился Тир. – Женщине не место… здесь…
– Стесняетесь пытать его при мне, Тир? Не стесняйтесь. У меня уже есть опыт в этом деле.
– И я живой тому свидетель, – фыркнул предатель.
Я запретила себе смотреть на него. Приказала! Закляла! Но глаза, ослушавшись внутреннего гневного вопля, метнулись к навиру. Его пытливый взгляд словно прирос к моему лицу, но не отражалось в нем ни единого чувства. Лишь пустота.
– Увы, живой, – подтвердила я. Мои слова были острее камы, а трепыхание сердца никто не услышал бы.
– Так что же вы медлите? Вот он я. Огонь вернулся. Вам не впервой жечь меня.
Он говорил тем же тоном, что и я. Каков говнюк! Издеваться вздумал?
– Не слишком ли много чести терпеть боль ради тебя?
Слова слетели с языка, а сердце вновь болезненно трепыхнулось.
– Мы вам не мешаем? – рассердился Тир, отчего я поспешно захлопнула рот.
Ансар все это время молча наблюдал за нашей перепалкой с таким видом, словно от навира мерзко воняет. Того и гляди брезгливо зажмет рукой нос. Ни один мой солдат не простит лазутчика.
Я сделала несколько шагов к пленнику и внимательно посмотрела на него. Это был худой, даже изможденный, мужчина лет сорока, вполне прилично одетый, а значит, не бедняк. Впрочем, сейчас вся его одежда пропиталась грязью и кровью, поэтому на приличную походила мало. В коротких русых волосах блестела проседь, а из-за густой бороды пленник выглядел куда старше. В его водянистых глазах поселился страх, но под ним было что-то еще. Ненависть.
– Что говорит? – не оборачиваясь, поинтересовалась я.
– Пока ничего, только клянется, что не виновен. Мол, на площадь попал случайно.
– Все пошли, и я пошел, – низким голосом подтвердил пленник.
– Почему же вы не верите такому приятному господину? Только взгляните в его честные глаза.
Я медленно достала из ножен каму. Повернув лезвие плашмя, подняла им подбородок пленника и постаралась усмехнуться как можно кровожаднее. Как усмехалась в лицо разбойникам и их главарю, как усмехалась в лицо коменданту, прежде чем позволить солдатам связать его и столкнуть в реку. Кожа под повязками и тканью перчаток горела при каждом движении, но я слишком устала быть бессильной.
– Почему же я думаю, что ты врешь?
– Я… я-я-я не вру, – запинаясь, просипел пленник, кое-как скосив глаза на кинжал, из-под которого уже тянулась тоненькая полоска крови. Острое лезвие вспороло кожу, стоило моей руке мимолетно дрогнуть от боли.
– Это мы сейчас и проверим, – угрожающе протянул Тир и повернулся к Ансару: – Придуши-ка его чуток. Так все его чувства раскроются ярче.
– Только бы не перестараться, – хохотнул командир Беркутов и едва уловимо повел пальцами.
Пленник схватился за горло и захрипел. Самая действенная пытка, которую я только знала, – пытка удушьем. Разбойники ломались именно на ней. И не только разбойники…
Вновь бросив мимолетный взгляд на предателя, я заметила, как сильно он побледнел. После огненной волны его и без того нельзя было назвать румяным и пышущим здоровьем, но в эти минуты, наполненные хрипами пленника, казалось, он вот-вот рухнет замертво. Рука навира метнулась к шее и потерла ее, а сам он тяжело сглотнул и отвел глаза. Помнил пытку Ансара. Ее невозможно забыть.
Я посматривала на предателя, пока Ансар не опустил руку и пленник не задышал. Только тогда на лицо навира вернулась жизнь. Он поднял на меня усталый взгляд, и я поспешно отвернулась, дабы не быть застигнутой врасплох.
– Думаю, ты готов поговорить, – протянул Тир, снимая черные матерчатые перчатки. Он приблизился к пленнику, схватил того за лицо и вгляделся ему в глаза.
Мгновения бежали одно за другим, но воевода не шевелился. Он замер, словно статуя из мрамора, как замер и пленник. Тир читал подельника Иссура – в этом не было сомнений. Он обладал тем же даром, что и Варна. Правда, той хотя бы не требовалось мучить меня перед допросом.