Закончив витраж, она аккуратно подняла «уродца» и поставила его к стене напротив стола. Потом взяла следующее.
– Так, это попроще, – сказала Аня, посмотрев техзадание, а потом мельком глянула на готовый витраж, стоящий напротив, и заметила на нем огромную трещину. «Откуда она взялась?» – удивилась Аня и подумала, что надо сказать Стасу вырезать другое взамен, а это надо бы…
И вдруг по радио зазвучала знакомая музыка.
– Гдже ест твое сэрце, о, гдже ест твое глупе сэрце…[129]
Аня забыла о трещине и замерла с ножом в руках, глядя, как слезы капают на новое стекло, лежащее перед ней, а потом внезапно ощутила сильную, неконтролируемую ярость. В ту же секунду рука сама собой очень быстро пошла вправо, продвигаясь по кромке стекла – с сильным нажимом, таким, что Аня услышала треск. Она успела понять, что двигается слишком быстро и слишком сильно давит, что так делать нельзя, это опасно – кромка не обработана. Она успела увидеть, как нож, натолкнувшись на прозрачное препятствие, стал неостановимо продвигаться дальше, приближаясь к ряду стеклянных зубцов – один острее другого, – как один из зубцов вдруг откололся и отлетел в сторону, вонзившись в центр «уродца», стоящего напротив, – прямо в трещину.
Прежде чем длинное стекло лопнуло, словно взорвавшись, за мгновение до этого Аня успела подумать: как можно было не заметить этой трещины сразу? Но она была готова поклясться, что ее там не было. Так откуда же она взялась?
Когда трещина взорвалась на тысячу монотонных нот – тысячу прозрачных, микроскопических «до», взлетевших подобно высокому водяному фонтану, – Аня увидела в каждой ноте отражение своего лица. Откуда взялась эта трещина? Она увидела собственный искаженный рот, стены мастерской и потолок – как будто тоже взорвавшийся и взлетевший. Откуда? Весь кабинет бесконечно отражался в стекляшках с обоюдоострым краем, летящих прямо Ане в лицо всем своим неуправляемым маленьким весом не дольше секунды. Откуда взялась трещина? Не успевая опустить веки, Аня вспомнила улыбку Лили, играющей на скрипке, ладошки Иды, вырезающей печенье, увидела голову Влада в черных наушниках и укоризненный взгляд свекрови. Откуда? Она увидела ступни мамы, играющей в «велосипед», руки папы, роющего землю вокруг их старого дома, и лапы бегущей через дорогу Майки, и глаза Яна, и плотную пелену бесконечного снега – Аня вспомнила все это одновременно. Не помнила только одного – откуда взялась эта трещина? Она увидела всю свою жизнь – широкой развернутой панорамой, – когда в ее лицо, щеки, губы, лоб и распахнутые глаза вонзились сотни мельчайших, почти невидимых стеклянных частиц, похожих на водяную пыль.
Больше Аня не видела ничего.
С каким-то странным звуком, выражавшим скорее изумление, она отпрянула назад и тряхнула головой, всем телом, будто пытаясь стряхнуть с себя воду, но это почему-то не помогало. Аня пошевелила веками, туда-сюда, но свет не возвращался, только на щеки текло что-то теплое. Еще через секунду лицо, шею и частично грудь накрыло волной острой боли, жгучей и равномерной, будто в нее плеснули крутым кипятком, но страшно было не это: Аня ничего, совсем ничего не видела. Она тихо, испуганно застонала, раскидывая в стороны руки и пытаясь нащупать хоть что-нибудь, и наткнулась на витраж, тут же его уронив. Вздрогнув от звона, она в панике заметалась по тесному кабинету, каждым движением задевая все новые и новые стекла. Поскользнувшись на крупных осколках, стянутых пленкой, Аня упала – неудобно, боком. Пытаясь подняться, она налетела рукой на те же куски стекла и вскрикнула от нового пореза. Она понимала, что никто сюда не придет, потому что ее кабинет отдельно от цеха, на втором этаже, а здесь кроме него только кухня, но до обеда еще далеко, а там, внизу, шумно работают станки – никто не услышит.
Аня снова попыталась встать – аккуратно, медленно ставя ноги и ловя руками стену. На этот раз у нее получилось, и вот она уже дошла до двери – она чувствует, что это дверной косяк, а вот ручка – да, да, она проворачивается, у нее получается. Открыв дверь, Аня застыла в нерешительности в полной темноте и, помня, что прямо напротив кабинета большое панорамное окно, медленно опустилась на корточки и стала продвигаться вперед ползком. «Так, – мысленно говорила она себе, – еще немного». Впереди была еще одна дверь – Аня помнила, что это слева, – которая вела на лестницу. Конечно, на лестницу она не поползет, не сможет, она только откроет дверь и крикнет, зовя кого-нибудь на помощь. Продвигаясь ползком, Аня обшаривала левую стену. Еще немного – и будет дверь. И вот она уже нащупала косяк и, ухватившись за него, медленно встала и повернула ручку.
– Помогите, – тихо сказала она, сделав шаг вперед. Потом кашлянула, прочищая горло, и крикнула уже громко: – Помогите!..