Демоверсия

– С якоря сниматься, по местам стоять. Эй, на румбе, румбе, румбе так держать!

Аня узнает голос Агаты и радуется, что сейчас они увидятся. Агата редко приходила сюда, ссылаясь на сильную занятость. Последние полгода она не приходила совсем и почти две недели не появлялась в школе. Аня думала, что Агата заболела. Николай Александрович говорил, что собирается ее навестить, и всей студией они писали для Агаты записки с пожеланиями здоровья.

Аня бежит, до двери остается совсем немного. Она слегка нервничает, что никого не предупредила, но тут же успокаивает себя: ей сказали, что она может приходить, когда захочет. Вдруг к голосу Агаты присоединяется голос Николая Александровича, и звучит дуэт:

– Дьяволу морскому Свезем бочонок рому, Ему не устоять!..

Аня улыбается широко-широко, слыша, как здорово у них получается, и добегает наконец до двери, и берется за ручку, дернув ее случайно слишком резко, и на ходу, открывая дверь, весело говорит громким шепотом:

– Простите, что опаздываю!

Голоса замолкли, и песня оборвалась на полуслове. Аня увидела, что кроме Агаты и учителя в комнате никого нет.

Николай Александрович сидел в джинсах, без рубашки, и держал в руках маленький бутылек. В руках Агаты тоже был бутылек, и больше не было ничего – ни в руках, ни на руках, ни на ногах. Она была голой и какой-то ослепительно белой, только рыжие волосы закрывали ей спину.

Аня застыла, не веря своим глазам. Агата коротко вскрикнула, уронив бутылек и прикрываясь руками. Время словно остановилось на несколько секунд, шоковых для всех троих. Только на полу, возле кресла, медленно текла из маленького горлышка коричневая жидкость.

* * *

– Раздевайтесь и ложитесь на кушетку. Компрессионные чулки надели?

– Да.

Аня разделась, оставив только белые чулки с прорезями на пальцах, и легла на холодную кушетку. В палате вообще было холодно, и все тело покрылось цыпками, но медсестра тут же накрыла ее простыней, а сверху байковым одеялом. Двенадцать лет назад, в этом же роддоме, только в другом корпусе, Аня впервые увидела Лилю – завернутой в точно такое же одеяло.

Кушетка выехала из палаты и поехала вперед по коридору. Аня лежала и смотрела вверх, на яркие потолочные светильники. Операции она не боялась. Это была очень простая операция.

Однажды Влад рассказывал ей историю, как у одного из его друзей умерла сестра. Она была успешной, красивой, молодой и здоровой, кажется, ей даже еще не было тридцати. И захотелось ей сделать себе силиконовую грудь. Она легла на хирургический стол и заснула под действием наркоза. Раньше таких операций у нее не было, и она не могла знать, что наркоз вызовет аллергию. В общем, со стола ее уже снимал медперсонал. Наверное, патологоанатом оценил ее имплантаты.

Утром Аня отвела Иду в сад и попросила Влада приехать на несколько дней, пока она в больнице.

Ей наложили на лицо маску и сказали считать до тридцати.

– Один… Два… Три…

Анестезиолог держит ее за руку. Он пожилой, из-под медицинской шапочки у него видны седые волосы. Когда его лицо расплывается, Ане кажется, что ее держит за руку Ян.

– Четыре… Пять… Шесть…

Лицо расплывается и превращается в белый циферблат с римскими цифрами. Аня смотрит на секундную стрелку, засекая длительность схватки.

– Будем делать наркоз? – спрашивает ее медсестра.

Аня мотает головой. Она давно решила, что откажется от наркоза, так лучше для ребенка. Схватка нарастает, вовлекая в какой-то водоворот, красно-черную воронку, и Аня выдувает ртом бесконечное тягучее «а-а-а». Медсестра ушла, и теперь Аня жалеет, что отказалась от наркоза. Она лежит и тянет резиновое «а-а-а», словно пытаясь разорвать на две части каучукового пупса, но все наоборот – это пупс, заключенный в ее теле, рвет его на множество частей. Аня выдыхает новое «а-а-а», думая, почему никто не приходит, ей самой становится жутко от собственных криков, но жутко только ей – здесь много людей, женщины с животами и без, в цветных халатах и белых, они все равнодушны, они привыкли к крикам. Кричит здесь все, то одновременно, то по очереди, – красноватые младенцы в белой оболочке, женщины с надутыми каменными грудями. Схватка заканчивается, и Аню сразу накрывает мрак, полностью отключая сознание, а потом захватывает с новой силой. Внезапно становится очень жарко, и Аня стаскивает с себя всю одежду и лежит в коридоре на кушетке полностью голой. Она не помнит, почему лежит в коридоре, и не понимает, почему никто не подойдет и не накинет на нее одеяло. «А-а-а», – выдувает Аня. Под кушетку наклоняется санитарка и возит внизу шваброй, а потом начинает кричать:

– Да чего ты разоралась? Сколько можно орать? Орут все, орут…

Она не замечает, что и сама орет. Подходит медсестра, тут же, в коридоре, смотрит раскрытие, везет кушетку в операционный блок. Там стоит ряд кроватей, и Аня считает:

– Семь… Восемь… Девять…