Он страдал и передергивался, а на него надвигалась, пятясь на карачках, похмельная поломойка, она же, как выяснилось, и регистраторша на сегодня. А настоящая регистраторша в одночасье уволилась, захотелось ей лучшей жизни, регистраторше, и, как говорится, кто ее осудит. Поломойка же, отрекомендовавшаяся Ассолью, хотя никто у нее рекомендаций не спрашивал, ворчливо сообщила, что номерки будет выдавать, когда отдраит заведение, а то ходят тут всякие спидозные и носят заразу. И чего ходят, топчут? Все зазря. Не лечится оно.
Настроения сия увертюра бедному Войду не прибавила нисколько, так же, как и неуместно игривый взор идиотки Ассоли, обведенный сине-зеленой осыпающейся пакостью, так же, как и улыбочка ее беззубая, неровно выкрашенная химически розовым. Кошмарная баба! Лицо диспансера, можно сказать.
И стоял бедняга Ромочка Суперейко, он же Войд, посреди коридора, и боялся до чего-либо дотронуться, и старался не смотреть на красочные призывы к праведной жизни, развешенные по стенам наряду с описанием и изображением определенных симптомов. Ну просто сказочное местечко! Рома мандражил, хотелось Роме блевать. Роме просто необходима была дружеская поддержка. И он достал мобильный, чтобы позвонить Никите. Долго прижимал трубку к уху, но никто не ответил, а потом его отключили. А потом он получил из Ассолиных рук номерок, и подошла его очередь к неприятному доктору…
А Таня, самолично нажавшая кнопку отбоя на мобильном, довольно долго думала ответить или нет. Но потом решила, что имя Войд ей решительно не нравится, что именем таким только осьминогов называть, что от типа с таким именем только и жди, что грубостей или неприятностей, поэтому нечего и отвечать. Ей, собственно, следовало поторапливаться, а не раздумывать, потому что через час выставка, а еще не донесены две последних фотографии, которые ей хотелось бы выставить. Вот эту — растерянное и несколько перекошенное от неожиданной вспышки фотокамеры лицо в обрамлении коротких взъерошенных волос на черном ночном фоне, и эту — та же самая, но только крайне раздраженная физиономия в прихожей среди обрушившихся велосипедов. Здорово получилось: человек среди бешеных великов, набычившихся со всех сторон. Эти две — к «Людям и уродам». Ребята оценят. Таня нацепила свои черные перышки, подхватила рюкзачок и полетела шустрым грачиком на Шестнадцатую линию. И чужой мобильный телефон, ниспосланный ей самым оригинальным образом — через каминную трубу, захватила с собою. Уж очень забавная мелодия вызова, просто мятная карамель, сладость и прохлада.
На Шестнадцатой велики по случаю торжества были намертво прикручены к стенам и даже горела в тоннеле стосвечовая лампочка. И, конечно же, все они валяли дурака, вместо того чтобы вылизывать выставку. Из танцкласса доносились гармонически немного однообразные, но заводные звуки рила, дружный топот и отчаянный скрип старого рассохшегося паркета. Таня сунула нос в танцкласс и сморщилась: пыль столбом, топот с перебором, зеленые балахоны. Что за ерундовые балахоны?! Кто в таких танцует, чушь какая! С чего они взяли, что рил танцуют в балахонах?
— Татьяна! Что ты морщишь клюв? Мы купили сто метров зеленой бязи по дешевке и еще ничего не сшили, а только разрезали. Иди тоже сюда, напяливай, накручивая, как тогу, и потанцуем! — закричала заметившая ее рыжая Дашка, которая, свесив руки плетьми, подпрыгивала в ирландском танце насупротив своего Нодара ненаглядного.
Все они, разумеется, были здесь. И Дашка, и Нодар, и негр Костя, и даже Вова-растаман тряс косичками по зеленым бязевым плечам, и девчонки-мимы в черных трико под зелеными тогами и все-все-все, даже ребята фотографы, а уж им непростительно. А как же выставка?
— А выставка? — грозно спросила Таня.
— Да все в порядке, мелочи остались, — ответили ей.
— Мелочи! — возмутилась Таня, но тут ее подтолкнули сзади, она влетела в зал и грозно обернулась.
— Дэн! — узнала она. — От тебя я никак не ожидала! И ты опоздал, между прочим!
— Танька, не будь ты фурией, — спокойно ответил Дэн, обремененный здоровенными пакетами. — Народ, мы опоздали?
— Ничего подобного, в самый раз, — жизнерадостно ответили из зала. — Это Татьяна воду мутит, она перед своими выставками всегда ужас до чего вредная и правильная. Как розга.
— Привет, Никита! — закричал Костя. — Что ты там бутафоришь под очками? И где эта одуренная мадама в красном, что тебя сняла? Сбежал от мадамы? Или придушил? Вот и умник! Иди станцуй по этому поводу.
— Дэн, иди танцевать, — позвала Дашка, — мы твоей жене ничего не скажем. Мы скажем, что ты серьезный и положительный зануда и заглянул сюда, чтобы всех учить примерному поведению. Вроде Таньки.
— Даша, да нам бы разгрузиться, — ответил Дэн, и впрямь выглядевший серьезным и положительным занудой на фоне зеленой развеселой молодежи. Он потряс полными пакетами и объяснил: — Нам тут с Никитой перепала шальная добыча. По-моему, мы неплохо придумали. Фуршет, а? Девчонки, кто умеет бутерброды лепить? У меня одного рук не хватит. А ножи-то есть?