День «Б»

— До революции Белоруссия была частью России, — начал терпеливо объяснять Мензис. — Во время Великой войны была оккупирована Германией и в 1918 году провозгласила независимость как Белорусская Народная Республика. Но эта была чистая формальность, так как ни армии, ни финансовых ресурсов, ни четкой внешнеполитической линии, ни поддержки в собственном народе, ни сочувствия со стороны великих наций эта новообразованная страна не имела. Отстоять себя независимая Белоруссия не смогла, а потому быстро пала. Ее территория была разделена между Советским Союзом и Польшей. В составе СССР Белоруссия была формально независима, фактически же она была лишена возможности проводить собственную внешнюю и внутреннюю политику, во всем слепо подчинялась Москве. Это же касается и других республик в составе СССР.

— Вы намерены прочесть мне курс лекций по истории Востока? — хмыкнул Черчилль.

— Я веду речь о существенно важных вещах, сэр, — не смутился Мензис. — До 1939 года значительная часть Западной Белоруссии была в составе Польши, однако после начала военных действий на континенте Сталин присоединил эти земли к Восточной Белоруссии. После оккупации немцами Белоруссия вошла в состав рейхскомиссариата «Остланд», куда входят также бывшие прибалтийские страны. Ее официальное название — генеральный округ «Белоруссия», или, как говорят немцы, Вайсрутениен, — с трудом выговорил Мензис немецкое слово. — Большая часть населения края активно поддерживает Сталина, воюя в партизанских отрядах, или с нетерпением ждет его возвращения. Но в Белоруссии есть и другие. Те, кто ненавидит Сталина и его политику, кто воевал с красными еще после революции, кто до 1939 года жил в Польше и имел свой бизнес, кто держал в руках призрак власти в 1918-м и упустил его, кто…

— Понятно, — прервал шефа разведки Черчилль. — Они сотрудничают с немцами.

— Именно так, — кивнул Мензис. — Немцами было дано разрешение на создание подобия местного правительства — Белорусской Центральной рады, а также на создание местных вооруженных сил — Белорусской Краевой Обороны. Правда, ее формирование только началось, но, по оценкам наших экспертов, к маю в ряды БКО может быть призвано не меньше 30 тысяч местных жителей.

Премьер-министр со вкусом пыхнул сигарой и отхлебнул кофе.

— Чем скорее вы объясните мне, Стюарт, какое отношение все это имеет к интересам Британии, тем лучше.

Мензис спрятал улыбку.

— Слушаюсь, сэр… Так вот, один из представителей белорусских коллаборационистов, находившийся в командировке в Берлине, сообщил нашему агенту о том, что если Британия поможет Белоруссии стать независимой, то она получит надежного союзника на Востоке.

В кабинете наступило молчание. Слышалось только сипение сигары Черчилля.

— Провокация? — наконец отрывисто произнес премьер-министр.

Мензис помотал головой:

— Исключена. Его проверили. Кроме того, он дал нам контакт в Минске на случай, если мы согласимся…

— Вот оно даже как? — удивился премьер-министр.

— Они нуждаются в нас, а не мы в них, — с тонкой улыбкой произнес Мензис.

Снова повисла долгая пауза.

— Хм, — наконец проговорил Черчилль. — Звучит заманчиво, черт возьми… Но… вы же говорили, что все эти коллаборанты преданы немцам и воюют на стороне Германии?

— Я этого не сказал, — улыбнулся Мензис. — Я сказал лишь, что немцы, заигрывая с покоренным народом, позволили ему создать свое правительство и вооруженные силы. Но говорить о том, что эти силы преданы немцам и будут воевать на их стороне, было бы неверно. Белорусы — народ себе на уме, вечное положение между молотом и наковальней, между Западом и Востоком приучило их к скрытности, хитрости и гибкости. Думаю, что они с большим удовольствием повернули бы данное немцами оружие против самих же немцев, а также против Советов. И были бы очень рады провозглашению независимой Белоруссии.

— Тридцать тысяч штыков… Две дивизии, — задумчиво проговорил Черчилль. — Вы говорите, к маю эта, как ее там, Оборона будет иметь тридцать тысяч штыков?

— Да, сэр.

— А когда, согласно расчетам наших аналитиков, русские освободят Белоруссию от немцев?

— В самом худшем случае это случится в начале августа этого года, — уверенно ответил Мензис.

Черчилль снова задумчиво запыхтел сигарой.

— Заманчиво… заманчиво, — медленно и чуть слышно, словно сам себе, повторил он. — Заманчиво в тактическом плане, конечно. Но какие последствия для Британии это будет иметь в стратегическом плане?

Мензис молчал. Он знал, что Черчилль, по его обыкновению, сам ответит на заданный им вопрос.

— У нас уже были возможности повлиять на расстановку сил на Востоке, — неторопливо произнес Черчилль. — В частности, оказать давление на Сталина по поводу прибалтийских стран. Но мы не стали этого делать: год назад, в Тегеране, я не возражал против того, чтобы Латвия, Литва и Эстония остались в составе СССР. Расшатывать лагерь союзника в момент величайшей борьбы было бы подло… Сталин — наш союзник, — медленно и веско заключил премьер-министр. — А обманывать союзника непозволительно. Что вы скажете на это, мистер Си?