День Бахуса

У родника я недолго посидел с Доминой. Она мыла посуду и расспрашивала меня о прошлой жизни, её забавляло, как по-разному, в зависимости от настроения, погоды или расположения созвездий, я пересказываю одни и те же истории. Потом я ни к слову вспомнил историю об знакомом ротном бригадире.

суккубка

Один ротный бригадир, напившись казенного рома, пошел в город за женщиной.

И уж такая, знаете ли, в нем похоть взыграла, что ажно рвет его на части. А время было уже затемно и до города верст пять. Бежит наш ротный бригадир, охает и за штаны, как тяжело раненный, держится. Так ему, значит, невтерпёж.

Бежит-бежит. И вдруг смотрит – впереди силуэт, и вроде, как женский. Вояка-то наш по натуре не насильник, не мародер и беззакония не чинил. Он только и подумал – подойду, мол, спрошу кое-чего, даст так даст, нет так нет, дальше пойду.

Догоняет он фигуру эту, глядит – точно женщина. А на роже у ротного бригадира крупными буквами написано, чего он хочет, даже говорить не надо.

Хоть разум-то у ротного бригадира от желания и закосило немало, однако он замечает, что женщина-то какая-то непростая. Странная женщина. Смотрит она уж больно безбоязненно и даже как-то нагловато, и будто сама пытается внушить доверие.

Надо сказать, что бригадир-то наш был человек вполне образованный и начитанный и кроме того дружил со штабным писарем, от которого знал еще много такого, о чем простой солдат и слыхать не слыхивал.

Глядит на женщину ротный бригадир, а между ног у него пожар. Везувий целый. Но на ум-то всё равно, с горем пополам, путные спасительные мысли лезут о суккубах там или инкубах. Кто из них на чем специализировался, ротный бригадир не помнил, но все остальные детали их недвусмысленной деятельности память обрисовывала достаточно ярко.

А женщина всё молчит и молчит, и так развратно улыбается, что вся одежда у ротного бригадира колышется и сама понемногу с тела сползает.

Понимает бригадир, что бежать надо отсюда, подальше, а сам прирос, и, как магнитом, женщину притягивает.

– Эй,женщине, ты чего немая, что ли? – хрипло выдавил из себя ротный бригадир. – Чего молчишь-то? Не молчи.

А женщина лишь улыбается и улыбается, и уже прямо вплотную подошла и руки на плечи положила.

«Эх, была не была, – подумал ротный бригадир, – не могу, черт возьми, больше терпеть, да и тетка вроде согласная».

И только он, значит, на неё по-мужски навалился, как слышит – патруль идет. Дело-то было в первую мировую войну, недалеко от Пловдива.

Патрульных всегда издалека слышно, ходят они шумно с матерками, с плевками, с отрыжками и прочими серьёзными мужскими достоинствами, то ли для страху, то ли от страха.