День Бахуса

Капитан Беллфиосса молча изучал меня, будто ожидая, когда провинившийся матрос сам выберет себе меру наказания.

– А, капитан? – переспросил я.

– Какой капитан? – отхлебнув из бутылки, с интересом спросил Беллфиосса.

– Я хочу назад! К ней! К Альдонсе! – повысил я голос. – Как мне это сделать?!

– Ничего не понимаю, – согласно кивая, проговорил Беллфиосса.

– Пожалуйста, капитан Беллфиосса, – взмолился я, – ради бога, скажите что-нибудь вразумительное!

– Я вижу, ты так ничего и не понял, – сухо сказал капитан.

– Чего не понял?

– Ничего не понял.

– Я хочу вернуться к Альдонсе.

– Как ты можешь чего-то хотеть. Ты же одержимый.

– Чем?

Капитан Беллфиосса устало вздохнул и глянул себе на ноги, от чего мои домашние тапочки превратились в легкие серебристые сандалии, как у Гермеса.

– Жезлом Вакха, чем же еще. Твое воображение сыграло злую шутку, я думал, ты почувствуешь оп… к-ха..оп..

Капитан Беллфиосса поперхнулся и долго смачивал горло.

– Опасности прелести, в которой ты сначала барахтался, а потом ушел на дно, – продолжил он. – Мои слова не просто звук в твоем ухе, а тяжелая правда.

Беллфиосса опять промочил горло.

– Что я хотел сказать-то? – потер он переносицу. – На чем мы остановились?

– Твои слова, не истина, а звук, – сдерзил я.

И тут же схлопотал по лбу тиреусом.

– Я не шучу, балбес! – угрожающе размахивал жезлом Беллфиосса. – Думаешь, мне доставляет большое удовольствие гоняться за вами дураками и вразумлять вас! Я тебе говорю, бросай ерундой заниматься, хватить переливать из пустого в порожнее!

– Я не могу, – возражал я, – мне нужно…

– Всем нужно! – перебил Беллфиосса. – Тебе одно, ему другое, тому третье. Можешь мне не рассказывать, я людские желания хорошо знаю.

– Альдонса Ло… – плаксиво начал я.

– Да ты, правда, дурак! – заревел тут на меня капитан Беллфиосса. – Какая Альдонса Лоренса? Нет никакой Альдонсы Лоренсы! Еще раз повторишь это имя, я тебе башку проломлю это бесполезной для тебя палкой! Просто прикрой фонтан своего воображения!

– Так, стало быть, так-таки и нету? – печально усмехнулся я.

– Не-ту-у-у !!!

Честно говоря, до меня доходило сказанное капитаном Беллфиосса. Это было ужасно.

– Послушай, дружище, – спокойно заговорил капитан Беллфиосса, – это просто палка в дорогу, чтобы ускорить твое появление там, где ты и так окажешься. Каждому ученику приходит пора становится мастером или заняться чем-то другим. Просто пришло время что-то выбирать.

Я молчал. Меня воротило от этих рассуждений.

– Что думаешь? – спросил Беллфиосса.

– Я ничего не думаю, – отрезал я, – я хочу остаться один. Меня тошнит от твоей болтовни.

– Это не просто болтовня. Это последний голос разума…

– Я хочу остаться один! – громко повторил я.

– Если я уйду сейчас, то в этой книге мы больше не встретимся, ты же знаешь.

– Пусть.

Первое недоумения от нашего разговора сменилось горечью и болью. Я ощущал её, трескаясь и лопаясь от страдания.

– Ты бы мог избавиться от этого прямо сейчас, – сострадательно произнес капитан Беллфиосса, его волевое лицо, впитавшее соли и бури всех морей, прониклось сопереживанием, – покайся, малыш.

О чем он говорил, я понимал. Но…

– Исчезни, капитан! – зло и устало произнес я, чувствуя стыд и раскаянье за свои слова.

Посмотрев куда-то в сторону, капитан Беллфиосса тихо произнес:

– Что же, сынок, договорились, ухожу, ухожу.

Помолчав, он негромко рассмеялся, как бы вспомнив что-то забавное, и сказал:

– Ну все, пошел я. Как у нас говорят: «Данзас сказал – Данзас сделал».

– Что? – удивился я.

Но капитан Беллфиосса исчезал в лучших традициях чеширских котов, туманно улыбаясь, глядя сквозь меня. Последней исчезла наполеоновская треуголка, в центре которой была прикручена металлическая бляха с буквой «M» в круге.

Я остался один, долго сидел неподвижно, прислонившись спиной к стене напротив окна. Сидел разбиваемый стуком своего сердца, пока не почувствовал, как что-то твердое давит в левый бок. Я пошарил рукой. Бутылка вермута, которой я потчевал Альдонсу Лоренсу, лежала, указывая горлышком на юг. Свет окон и фонарей с улицы непостижимым образом отражались на темном теле бутылки летящим во все стороны салютом.

Откупорив, я без привычной здоровой жадности стал пить лекарственную влагу. Сквозь тишину иногда доносился звук пущенной наоборот пленки, гортанные звуки и хлопанье крыльев. Еще я различал чьё-то бормотанье, остальные звуки никак не классифицировались.

Окна и фонари на улице потухли. Кругом стало темно, я не поручился бы, что не ослеп. Словно мою голову окутали в старую портьеру.