День ботаника

– Да вздор, к делу не относится. Тем более, всё равно это другой.

– В Лесу раны заживают намного быстрее, чем за МКАД. Когда, говоришь, ты его подрезал?

– Восемнадцатого, кажется. В субботу.

– А сегодня двадцать пятое. Вполне могло и поджить.

– Ну, не знаю… гляжу вот сейчас – вроде и не он. Ты лучше скажи: что это за Шмуль, к которому ты Яську отправил?

– Ладно, твоя головная боль… – егерь засунул кукри в ножны. – Что до Шмуля – то это, Студент, занятная история. Тут, неподалёку, не доходя до Живописной улицы, стоит шинок. Самый натуральный, без подделок – кошерная еда, водка-пейсаховка, всё, как полагается. Шинкаря зовут Шмуль. Почему он поставил своё заведение не возле железки, или на берегу, а в такой жопе мира – загадка. Однако, факт: шинок стоит именно там, и знает о нём далеко не всякий, а только люди опытные, повидавшие. Я как-то спросил, в чём тут цимес – и знаешь, что он мне выдал?

Егерь откинулся к стволу дерева и заговорил, копируя выговор неведомого шинкаря, явно позаимствованный из одесских анекдотов:

«Молодой человек, вы спрашиваете, что делает еврей в таком трефном месте? Слушайте ушами, что я имею сказать. Знаете, почему евреи умные? Когда Создатель делал Свой Народ, он отбирал у них глупость. Так её же надо было куда-то потом поло̀жить! Поэтому он отбирал глупость у девятисот девяноста девяти евреев и отдавал её всю, чохом, одному, тысячному. И это уже был такой глупый еврей, что Небо смеялось и плакало, глядя на него. Да что небо – Молдаванка и Брайтон-Бич отродясь не видели такого шлемазла, а это, скажу я вам, чего-нибудь, да стоит…

Так вот, молодой человек, я и есть тот самый, тысячный. Когда все евреи уезжали в Америку, благословенную страну – я остался. Когда все евреи уезжали в страну обетованную, в Израиль – я тоже остался. И когда пришёл Зелёный Прилив, и все, и евреи и гои, побежали прочь из города – я таки да, обратно остался! Зачем, спросите вы, такой молодой и умный? Ой-вэй, если бы Шмуль знал ответов на этот вопрос…»

Какое-то время Егор переваривал услышанное.

– Так я не понял – почему он поставил шинок именно там? Что из Москвы не уехал – это ясно, а про шинок-то что? Может, он жил неподалёку?

Егерь посмотрел на собеседника с плохо скрываемой жалостью.

– Вот доберёмся, и сам расспрашивай Шмуля, сколько влезет. А меня уволь, я столько не выпью.

VIII

Яська не подвела. Не прошло и часа, как до них донеслись бодрые голоса, и на поляну вывалилась компания из семи человек.

Новоприбывшие мало напоминали тех, кого Егор встречал до сих пор в Лесу. Скорее, они походили на участников виденных им в родном Новосибирске фестивалей исторической реконструкции периода Второй Мировой Войны. Причём таких, что собираясь на мероприятие, нацепили на себя всё, что только подвернулось под руку. Древнее х\б б\у соседствовало с тельниками и «горками», пилотки, кирзачи и шинели – с цивильными кепками, берцами и кителями фельдграу. Оружие тоже являло собой сплошную эклектику: мосинки, помповые дробовики и кулацкие обрезы, за ремнями – рукояти ТТ и «кольтов». Предводитель, парень лет двадцати пяти в кожаном реглане и фуражке с красной эмалевой звёздочкой на малиновом околыше, щеголял «маузером» в деревянной коробке.

– Вот вам здрастье! – Бич не сдержал удивлённого возгласа. – Ты, что ли, Чекист? Что, партизаны заинтересовались Щукинской Чересполосицей?

– Сдалась она мне! – владелец «маузера» сплюнул под ноги – Собрались, понимаешь, с хабаром на Речвокзал, да по пути зависли в Серебряном Бору. Ну, Мессер под филёвскую самогонку и раскроил рожу одному палеонтологу. Из-за девки поцапались – там их много, новенькие, из Замкадья.

– Вас что, попёрли из Серебряного Бора? – восхитился егерь. – Ну, вы, блин, даёте…

– В натуре, попёрли. – уныло кивнул Чекист – Сказали: «чтобы три месяца духу вашего здесь не было!»

– Ты мне мозги не парь, а? Чтоб из-за банального мордобоя с Поляны? Колись, что вы на самом деле учинили?

– Ну… Мессер университетскому не просто так рожу раскроил – он её финкой раскроил. Так тот умник сам виноват: дал бойцу по башке бутылкой, ну, он, в натуре, не стерпел.

И в подтверждение своих слов указал на «бойца» – чернявого, цыганистого вида, с фиксой, синими «перстнями» на пальцах и головой в окровавленных бинтах.

– Ну, если бутылкой, тогда конечно. – согласился Бич. – А к Шмулю-то вас как занесло? Вроде, раньше вы в шинке не появлялись?

– Так я ж говорю – выставили нас с Поляны, а душа ещё просит. Мы только сели квасить, когда кипиш поднялся… Вот и вспомнили про Шмуля. А что? Шинок недалеко, догонимся, а там и на Речвокзал.

– Всё с вами ясно. – хмыкнул егерь. – Догоняетесь, значит? Только учти, Чекист, и бойцам своим вложи в мозг: шинок вам не Поляна, набарагозите – пеняйте на себя!

– Да мы что, мы ничего! – засуетился «партизан». – Мы ж всё понимаем. Вон, Шмуль как сказал – «сгонять тут надо, Бичу подмогнуть» – так мы сразу ноги в руки. Мы тебя конкретно уважаем, кого хошь спроси!