Егор вздрогнул. Из темноты возник маленький тощий человечек в мешковатой чёрной куртке и широкой конической шляпе из соломы. В правой руке гость нёс охотничий карабин «Тигр».
– Вы говорите так громко, что слышно за две сотни тхыок – по-вашему, около ста метров. Это очень неосторожно.
– Да ладно тебе, Нгуен, откуда здесь взяться кому-нибудь кроме твоих земляков? Признайся, наверняка ведь, давно за нами наблюдаешь?
Вьетнамец, ни слова ни говоря, опустился на корточки. Так он и сидел, не шевелясь, не произнеся ни слова, пока Егор с Бичом разжигали костёр, раскладывали на траве остатки давешней закуски и бегали за водой к роднику.
Улучив момент, егерь шепнул:
– Слушай ушами, Студент… Сейчас накатим по чуть-чуть, и попробуй Нгуена разговорить. Так-то он слова лишнего не скажет, но к выпивке нестоек, как и многие его земляки. Увидишь, что рожа раскраснелась – и вперёд. Если повезёт, узнаешь массу интересного.
Егор недоумённо нахмурился.
– А ты что ж? Сам бы и спросил!
– Не… я его на этот трюк уже ловил. Нгуен малый мнительный, осторожный, другой раз не купится. А с тобой может и пооткровенничать.
– И о чём его спрашивать?
– О Токийском Болоте. Ты только намекни, а там его не остановишь. Серьёзно, Студент, больше ты такого ни от кого не услышишь, клык на холодец! Помнишь, сколько Пиндос всего порассказал?
– О Нью-Йорке?
– Да. А Нгуен жил в Токио – это такая дыра, что Нью-Йорк раем покажется. Так что не теряйся, лови момент!
Костёр постреливал угольками. Стрелки «Командирских» часов показывали одиннадцать вечера. Бич давно посапывал, пристроившись на охапке тростника, а Егор сидел на бревне и ковырялся веткой в затухающих угольях. Сна не осталось ни в одном глазу, не помогла даже грибовуха – сказывались полчаса, «добранные» на поезде. Оставалось слушать вьетнамца, изредка прерывая его вопросами. Нгуен говорил по-русски правильно, почти без акцента, и лишь иногда, поддавшись эмоциям, срывался на высокие, гортанные вокабулы.
«Нет, в Лесу не очень давно, всего пять лет. Откуда вьетнамцы? Здесь, неподалёку, раньше было вьетнамское общежитие, там обитали торговцы с вещевого рынка. Когда люди ринулись прочь из Москвы, они остались – почему-то эЛ-А их пощадила. Не всех, конечно, но многих. Так с тех пор и живут: построили на Иваньковских прудах деревню, охотятся, ловят рыбу, выращивают саговые пальмы. Нет, рис не растёт, но саго тоже ничего, из него получается вкусная лапша для супа фо.
Да, нравится – сытно, спокойно, люди вокруг добрые, не то, что в Токио. Что? Сначала там тоже был Лес, но потом его захлестнуло гигантское цунами. Деревьев почти не осталось – сплошь болото, мангры, громадные, непроходимые, и в них застряли корабли, супертанкеры, контейнеровозы. Даже американский авианосец забросило, так и стоит на отмели.
Дома тоже смыло, да. Торчат кое-где небоскрёбы, обглоданные, как рыбьи скелеты, все заросшие мхом и лианами. Болото булькает, клекочет, испускает ядовитые миазмы, в иные районы без противогаза не сунешься – верная смерть.
Японцы? Нет, они бежали из города – все, даже те, у кого был иммунитет к эЛ-А. Оставшиеся, сотни три-четыре, живут на нижних этажах небоскрёба Докомо Ёги в районе Сибуя и никого к себе не пускают. Кто? Тайцы, филиппинцы, вьетнамцы, камбоджийцы, даже баджао, морские цыгане – собрались в Токио со всей Юго-Восточной Азии. Да, тоже. Дома были неприятности – перешёл дорогу местному филиалу „Змеи“[14]. В отместку их люди сожгли дом, угрожали смертью, вот и пришлось пуститься в бега…
Где живут? Кто как привык: в свайных домиках, на брошенных кораблях, на островках, даже на лодках. Говорят, больше ста тысяч. Территория-то огромная – манграми, кроме самого мегаполиса, зарос весь Токийский залив.
Нет, назад не тянет. Очень опасно, много ядовитых змей и чудовищ, как в фильмах про динозавров, только другие. Конечно, видел – огромные, как киты, с тюленьими плавниками и зубастой головой на длинной шее. Есть и другие, с гребнем на спине, четвероногие. Те едят траву, но могут сослепу или в ярости растоптать дом или лодку.
Откуда берутся? Никто толком не знает, даже учёные палеонтологи. Чудовища стали массово появляться на после цунами, когда япоцнцы стали использовать Токийское Болото, как свалку. Очень просто – переоборудовали несколько старых танкеров, загоняют их в залив, туда, где нет мангров, и вываливают груз – десятки тысяч тонн пластиковых отходов – прямо в воду. Плесень с ними довольно быстро расправляется, а на продуктах разложения зарождается всякая мерзость. Ходили слухи, ЮНЕСКО пыталось протестовать, но когда это японцы их слушали? До сих пор мусор вываливают, уже половина Токийского залива – сплошь бульон из плесени, и никто не знает, что оттуда однажды повылазит…
Да, про Зверя из Лианозова слышал, как и любой егерь. В Токио тоже есть такой. Японцы его называют „кайдзю“, и никто не знает, как он выглядит. Болтают только про зелёное свечение и неслышный смертоносный визг. А вот убитых им людей видел сам: тела не разорваны, а будто разбрызганы.