Когда его призвали, лейтенант, который вез команду в запасной полк, спросил, у кого хороший почерк. Ему надо было составить какие-то списки. И лейтенант исходил из преподанной ему старшими начальниками мудрости: "Не делай ту работу, которую можно заставить сделать кого-нибудь другого".
Дрозд отозвался. Он и вправду имел завидный почерк. Каждая буквочка выделялась. И выстраивались они на бумаге ровненько, как будто выполняли команду "смирно" - любо-дорого смотреть. Особенно человеку военному, привыкшему к строю. Такой у Дрозда был талант.
Приехали в запасной полк, а там писанины по самые уши. Узнал командир полка, что попался ему человек с распрекрасным почерком, и сразу к себе в штаб, в канцелярию. Засадил списки составлять, приказы и отчеты писать, аттестаты заполнять. Особенно много приходилось писать, когда готовили к отправке очередную маршевую роту. Солдаты утром вставали и уходили куда-то далеко от лагерей, а Дрозд писал. Солдаты занимались строевой, а Дрозд писал. Солдаты рыли землю, таскали бревна, дробили камень, мыли котлы - Дрозд писал. Усталые солдаты ложились спать, во сне своем недолгом свободные от забот и неподвластные никаким приказам, а Дрозд все еще писал. И ни от кого не скрывал Дрозд, что труд его непомерно тяжел: резало глаза, сводило пальцы, болела спина, а приходилось писать. Каждый мог видеть, сколько сил он отдавал для общего дела.
Случалось, он жалел себя и думал, что уж лучше бы служить вместе с остальными, чем сидеть день и ночь за этим столом. Он однажды даже обратился к командиру полка с рапортом, попросил отправить на фронт. Майор накричал на него и сказал, что отправит, только не на фронт, а на губу. На хлеб и воду. Но и там он будет писать. Такое Дрозду не светило и больше он о фронте не заикался. Понял, что все равно не отпустят. Туда мог поехать любой. А где найти человека с таким хорошим почерком, человека, который так много работает и никогда не подводит начальство? Такого год искать - не найдешь.
Но маршевые роты уходили не так часто. Бывали и свободные дни. Совершенно свободные: можно отдохнуть, сходить в гости к повару и хлеборезу, заглянуть в каптерку к кому-нибудь из старшин... Так что на должности своей Дрозд откормился, приоделся. Большие возможности появились у Дрозда. Мог, по ошибке, кого-то вычеркнуть из списка маршевой роты, и кого-то, опять же по ошибке, внести в этот список. Появилось у полкового писаря немало друзей. Уважали его не только солдаты, но и сержанты и даже старшины. Одаривал своей дружбой Дрозд не каждого. Со всякой шантрапой не якшался.
Положение в запасном полку было сложным. Люди здесь служили всякие и по-разному. Одни рвались скорее на фронт. Имелись у них, как они говорили, личные счеты с фашистами.
Другие наглухо окопались и надеялись пересидеть здесь войну: старшины, каптеры, работники пищеблоков, складов и канцелярий, нужные командирам мастера. Если их вместе собрать, хороший батальон получится. А еще имелось немало таких, которые, ни с чем не считаясь, стремились попасть в эту категорию.
Третьи, которых было большинство, просто служили. У многих из них были на исходе и силы, и терпение. Слишком тяжелой оказалась служба в лагерях, где стояли запасные полки. Да и можно ли было считать это военной службой? Солдаты занимались всем, чем угодно, но только не боевой подготовкой. В любую погоду таскали они за много километров, со станции, тяжелые бревна, а потом пилили и кололи, заготавливая дрова. Копали какие-то ямы и бесконечные траншеи, дробили камень, мыли и чистили сортиры, что-то грузили и разгружали, что-то строили. А в свободное от работы время занимались строевой подготовкой.
Кормили не густо. Кусок хлеба, "шрапнель" и чай на завтрак. Ужин отличался от завтрака тем, что давали его не утром, а вечером. На обед, кроме осточертевшей "шрапнели", полагался еще "суп-пюре картофельное". Блюдо со странным названием и не менее странным вкусом. Но черт с ним, со вкусом. Там и есть было нечего. Картофельное пюре, разведенное кипяченой водичкой до состояния супа, с тремя блестками жира на миску.
Армию государство снабжало продовольствием в первую очередь. Старались досыта накормить фронт. Служившим в тылу давали не густо, но терпимо, по военному времени. Но вряд ли больше половины скудного солдатского пайка доходило по назначению. Воровали по-черному. Воровали все, кто мог и хотел, снизу доверху. Брали, сколько могли утащить, надеясь, видно, что другие окажутся посовестливей и не выгребут все, оставят что-нибудь и солдату.
От постоянной тяжелой работы, недосыпа и скудной еды у многих солдат оставалось только два желания: поесть да поспать. Кто-то от всего этого тупел, опускался и превращался в "доходягу", проводил все свободное время в санчасти да на помойке в поисках пищи. Но большинству удавалось сохранить человеческое достоинство. Они старались всеми правдами и неправдами освободиться от этого кошмара и попасть на фронт.