Читаем День да ночь полностью

Капитан сидел за столом, нахохлившись, как большая птица. Продуло капитана на каком-то сквозняке. Щеки у него впали, глаза покраснели. Он и так был невысок и узок в кости, а сейчас, несмотря на солидную должность начальника штаба и полных двадцать два года, казался мальчишкой. И только черные усики да обильные звездочки на погонах подтверждали его высокое положение.

Капитан разглядывал карту. В правой руке его, как ствол зенитки в боевой готовности, застыл нацеленный в потолок толстый штабной карандаш, в пальцах левой застряла потухшая папироса.

- Ага, Ракитин, - узнал он сержанта. - Третья батарея.

- Так точно, - подтвердил Ракитин.

Это вовсе не означало, что начальник штаба знает пофамильно всех командиров орудий в полку. Но Ракитина запомнил. В бою у дороги погибли все офицеры третьей батареи, а из четырех орудий осталось только одно. И командир этого орудия, сержант Ракитин, оказался сам себе взводным и сам себе комбатом. Личность с таким набором чинов начальник штаба знать должен.

- Окопались?

- Так точно.

- Голова болит? - капитан с сомнением посмотрел на повязку, выглядывавшую из-под пилотки. - В медсанбат сходи.

Для порядка сказал. Вовсе ему не хотелось, чтобы Ракитин шел в санбат. К ним только попади. А Ракитин сейчас нужен был капитану.

Неожиданно начштаба полузакрыл глаза и застыл. "Только не при сержанте", - подумал он... - Но не смог удержаться, сделал глубокий вдох, откинул голову и звонко, на всю комнату чихнул. И огорчился. Ибо увидел в этом ущерб своему авторитету: несолидно начальнику штаба полка чихать при подчиненных.

"Еще неизвестно, кому надо идти в санбат", - разглядывая сконфуженного капитана, подумал Ракитин. Болела у него голова. Но мало ли у кого что болит. А если пойти в санбат, то могут оставить его там.

- Нормально, - коротко ответил он.

- Ну, смотри. Сам решай. Твоя голова.

Огорченный проявленной в присутствии сержанта слабостью, капитан постарался принять вид солидный и суровый. Он погладил пальцем усы, нахмурил брови. А в голосе у него появились басовитые нотки.

- Иди-ка сюда, покажи, где вы находитесь?

Ракитин не понял, то ли забыл капитан, что только вчера сам указал ему на этой же карте место, куда следует поставить орудие, то ли проверяет, как выполнен приказ. Он подошел к столу, на котором цветной скатертью лежала исчерченная красными и синими значками карта, нашел голубую линию реки, крутой ее изгиб и, пересекающую речушку, черную змейку дороги. Вспомнил, что так и не узнал, как называется речушка. Вчера еще хотел спросить, да как-то не получилось. Решил, что непременно спросит сегодня.

- Вот здесь, - показал он немного выше того места, где дорога пересекала реку. - Слева от моста.

- Чу-десно, рас-чудесно, - протянул капитан, вглядываясь в точку, указанную Ракитиным. - Хорошо, что вы здесь окопались. - И поставил на этом месте красный крестик, похожий на маленькую пушечку.

- Какое настроение в расчете? - задал он дежурный вопрос.

- Боевое, - выдал дежурный ответ Ракитин.

О каком настроении могла идти речь? Сидели они там, как обсевки на пашне: ни связи, ни кухни. И рядом никого. Не знали, кто впереди, и есть ли кто-нибудь на флангах. Бывает хуже, но редко. Но что толку жаловаться? Если капитан знает об этом, то зачем говорить. А если не знает, какой он начальник штаба. Тогда и говорить нет смысла.

- Значит, боевое настроение... Эт-то хорошо... - все он знал и все понимал, капитан Крылов. Не всегда служил начальником штаба. Бывал и командиром огневого взвода, и комбатом. И хлебнул в свое время всякого. Потому и ценил свою должность. И место свое: ответственное, нелегкое, но лишенное многих неудобств, с которыми постоянно встречаются комбаты и, тем более, командиры взводов.

- Как местность?

- Торчим, словно оглобля в поле. Со всех сторон видно.

Не нравилась Ракитину местность. А начальника штаба местность как раз и интересовала.

- Вот ты и расскажи...

Он задавал вопросы и требовал обстоятельного ответа на каждый. Есть ли впереди позиции особенности рельефа, дающие возможность скрытого подхода? Как выглядят фланги и насколько их можно прикрыть? Имеются ли скрытые пути отхода и можно ли незаметно подбросить подкрепление? Провели ли разведку и что она дала? Требовал от Ракитина уточнить отдельные детали и положения, и ставил на карте какие-то непонятные сержанту значки.

Простуженный капитан во время разговора несколько раз чихал, стыдливо и сердито прикрываясь ладонью, сдерживая звук, отчего чих у него звучал отрывисто и тихо, как у кошки. Но после каждого такого чиха становился он куда настойчивей и въедливей, уточняя мелочи и выражая недовольство, если Ракитин чего-то не заметил, о чем-то не знал, на что-то не обратил внимание. А особо врезал Ракитину за то, что не провел тот разведку и ничего не знал о противнике.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии