День да ночь

- Если бы я на полсекунды раньше успел, я бы его взял. Да что теперь говорить об этом. Он успел раньше. Меня взрывной волной на землю бросило, но чувствую - цел. Поднимаюсь. Соображаю хреново, но понимаю, что надо побыстрей к прицелу. Секунды идут... Вижу, там уже Афонин хозяйничает. Бакурский снаряд в казенник досылает. И Лихачев здесь. Больше никого не видно, ни Лисицына, ни Рэма. Потом увидел их. Оба лежат. Я тогда подумал, что ранило ребят... А в голове что-то заныло и стало тепло вот в этом месте, - Ракитин показал, где у него заныло. - Рукой дотронулся - мокро. Но боли я тогда не почувствовал. Да и ранение пустяковое, осколок вскользь прошел. Крови, правда, много было. Рукой рану зажал, а кровь течет, остановить не могу. Какой из меня наводчик. Сижу, смотрю. В это время Афонин и ударил. Потом перед самым орудием снаряд разорвался. Осколки, как градом, - по щиту. Опять наша громыхнула. И стало тихо. Это же Афонин. Два раза выстрелил, и двух танков нет. Понятно, на близком расстоянии попасть просто. Только какие нервы для этого надо иметь. Он завалил один танк за двести метров, а второй - всего-то метров за сто.

...Афонин приподнялся над щитом, оглядел два застывших перед орудием танка и остался доволен.

- Быстро к машине! - велел он Лихачеву. - И сразу обратно. Воду тащи, бинты, аптечку, все, что есть.

Лихачев умчался.

- Приехал Лихачев. Бинты у нас у каждого в кармане. А на машине вода, йод. Афонин рану обмыл, йодом залил. Откуда-то пару таблеток стрептоцида достал. Раздавил их и порошком рану присыпал. Потом забинтовал. Вот эту чалму накрутил. Спрашиваю, что с Лисицыным и Рэмом?

- Потеряли мы их, - докладывает Афонин.

- Как?!

- Тем снарядом, что тебя отбросило, их и накрыло.

- Вот такая у нас служба Бабочкин... Такая жизнь. Как бой, так непременно кого-то теряем. А в поле, у орудий, тоже наши лежат... Хорошие ребята и все молодые. Стариков в противотанковой артиллерии не держат, только молодых. Не знаю, может так и надо. Наверно есть какие-то соображения по этому поводу у тех, кто занимается комплектованием личного состава.

- Положили мы в машину Лисицына и Рема, укрыли их плащ-палаткой. Прицепили орудие и поехали к тому месту, где наша батарея осталась. Куликово поле. Один на другом лежат. Хорошо санинструктор уцелел. Раненых перевязывает. Кто может, помогает ему. Машины наши, что в степь уходили, вернулись. Опарин цел, ни единой царапины. Возле комбата стоит. Тот на спине лежит, гимнастерка в крови. А лицо спокойное и грустное. Такое лицо у него бывало, когда он стихи нам читал. Девять человек там уцелело. Двенадцать раненых и семь убитых. И мы два человека потеряли. Такой вот бой...

Ракитин замолчал и снова уставился куда-то в сторону дороги, будто ожидал там кого-то увидеть. Рассказал все, вроде бы на душе должно от этого легче стать. Но почему-то не стало.

- Да, тяжело вам досталось, - посочувствовал Бабочкин, - Это же надо, такая случайность...

- Никакой случайности, - устал Ракитин от этого разговора. - Рощу не разведали - вот и нет батареи. Девять человек потеряли.

- Разберутся. Найдут виноватых и накажут, - попытался утешить его Бабочкин.

- Держи карман шире. Разбежались наказывать. Кого накажут? Кто накажет? И кому это нужно, чтобы кого-то наказали? Мы же имеем героический бой батареи капитана Лебедевского с превосходящими силами противника. Потеряли всего три орудия, а уничтожили аж семь танков. На этом примере, сколько людей воспитать можно.

Ракитин говорил то, что хотел сказать, что должен был сказать этому корреспонденту из корпусной газеты и любому, кому угодно.

- Если бы их пропустили... Если бы они колонну разгромили и оставили без боеприпасов и горючего танковый корпус, тогда бы и разобрались, и наказали. Комбата Лебедевского за то, что допустил. И командира полка за то, что плохо своего комбата воспитал. Их бы наказали. И еще нашли бы кого-нибудь... А сейчас никого наказывать не станут. Никому это не нужно.

- Я напишу. Все как было напишу, всю правду, - уверенно заявил Бабочкин. - Тогда разберутся, кто виноват. Найдут.

- Так и напишешь, как я рассказал?

- Так и напишу.

Бабочкин вспомнил разговор с редактором. Нужна была статья о героизме и самоотверженности, а не о том, почему батарея погибла. И еще неизвестно, пропустит ли редактор такое. А над редактором еще Политотдел... Но сказать об этом Ракитину он не смог.

- Хорошо бы, - Ракитин почему-то считал, что если в газете напечатают, то разберутся. - Только ребятам, что там остались, легче от этого не станет.

* * *

Расчету Ракитина, который подготовил "пятачок" для своего орудия и, вообще, уже окопался, комбат доверил возведение командного пункта.

Это был его первый в жизни КП, и Хаустов намеревался создавать его по всем правилам военно-инженерного искусства.

- Напоминаю некоторые размеры, - объявил лейтенант. - И назвал для начала не более десяти таких, которые, по его мнению, солдаты непременно должны учитывать, приступая к работе. - Называю, чтобы освежить в памяти. Вы их и так, конечно, знаете. Кто повторит?