День денег. Гибель гитариста. Висельник

После этой науки ей было уже все равно, с кем быть, когда и сколько, она надеялась, что множество мужчин, юношей и совсем мальчишек своей массой заслонят то, что не хотела хранить ее память, — ну или, высоким стилем говоря, залить грязь грязью, но в процессе выполнения этой задачи сама задача забылась, осталась инерция да еще наркотичность пристрастия к занятию. Она считала, что ничего не тратит из себя, — ведь она никого не любила. А потом появился Андрей Андреев и понравился ей, она вдруг посмотрела и увидела, что он — человек, и в одночасье вдруг поняла, что и все предыдущие (и даже ТОТ!) были тоже людьми, а не только особями противоположного пола. И она прекратила все. Простое и незамысловатое оказалось вдруг невозможным, непереносимым — и через месяц-другой она с недоумением вспоминала о самой себе прежней — как о другой.

Учеба и все прочее раньше служили ей препятствием или, в лучшем случае, проведением времени, заполнением пустоты в основном содержании жизни. Теперь отпало это содержание, осталась одна лишь пустота.

И вот — Андрей Андреев.

То есть сначала никак, а потом, через год или даже два, вдруг ясно стало: Андрей Андреев.

Но она ничего не хотела и ничего не могла.

Она была уже в каком-то другом пространстве. Оказаться с Андреем Андреевым — вернуться в пространство прежнее.

Но и нынешнее пространство ей опостылело, поскольку — нет его.

И она уже готова была сделать решительный шаг из пустоты в пустоту тогда-то и появился Денис Иванович.

Что я хочу от него? — спросила себя Эльвира Нагель.

И ответила себе: она хочет, чтобы он принадлежал только ей.

И обрадовалась.

То есть она понимала, что желать себе человека в безраздельное владение — нехорошо, но ее радовало, что в ней живет — и все сильнее — это желание, что она, оказывается, не умерла еще.

Хороши ли, нехороши ли ее стремления, они — подлинные, а Эльвира отвыкла чувствовать в себе что-то подлинное, вот и обрадовалась.

Незамедлительно она призналась, улучив момент, Денису Ивановичу в любви и сказала, что никаких соперниц не потерпит.

— Но вы ведь даже не спросили, как я к вам отношусь, — сказал Денис Иванович.

— Вы ко всем относитесь одинаково, — ответила Эльвира.

Денис Иванович вздрогнул. Не умея судить о себе сам, он был беззащитен. Стоило любому человеку сказать ему: ТЫ ТАКОВ! — и он верил. Тут еще мнительность была совершенно особенная. И поэтому он поверил Эльвире, что ко всем относится одинаково. Он сказал:

— Да…

— А раз так, то решать будете не вы, а я. Всем добра не сделаешь, сделайте добро одному человеку — мне. Я люблю вас, полюбите меня тоже — и двух других таких счастливых людей на земле не будет.

— Это хорошо бы, — согласился Денис Иванович. — Но все-таки…

Разговор был в углу сада у ветхой изгороди, в изгороде прорехи и дыры, там — брошенный сад и брошенный дом. Эльвира взяла Дениса Ивановича за руку и повела туда.

Она любила его так, как всех предыдущих сразу — которых, правда, не любила.

К исходу ночи Денис Иванович признался ей в любви.

Но выговорил для себя отсрочку — хотя бы на три месяца.

Через три месяца они поженятся (это должно было случиться в конце июля), а пока пусть все будет по-прежнему. И бывшая жена Елена пусть приходит, у нее сейчас трудный жизненный период, ей нужна поддержка. Ну, и прочие другие люди. А потом… Потом он закроет двери, окна и калитку. Ему давно уже хочется побыть в одиночестве, правда, правда. Самое лучшее одиночество — когда вдвоем. Они закроются от всего мира. Потому что полжизни, даже больше, пройдено, а ничего еще не решено из того, что намечено было решить.

Эльвира согласилась подождать.

И ждала.

Но, чтобы хоть как-то скрасить ожидание, занималась ревностью. Например, под каким-то предлогом пригласила к себе домой бывшую жену Дениса Ивановича Елену и стала говорить следующие слова:

— Скажи прямо, ты, может, мечтаешь его себе вернуть?

— Он мне не нужен, я сама его бросила, — сказала Елена, женщина с античным профилем и античной осанкой. Она не присела даже, она стояла у окна, с усмешкой глядя на смазливую девчонку, развалившуюся пред ней на диване.

— Я тебе не верю! — сказала Эльвира, почти с восхищением чувствуя в себе энергию неприязни и видя боязнь, которая хорошо замаскирована опытным лицом этой пожившей женщины.

— Бери его на здоровье. Навсегда, — сказала Елена, посмотрела на часы и пошла к двери.

Разочарованная Эльвира вскочила.

Это было неправильно. Она заранее представила себе спор и волнение двух любящих женщин, а оказалось… Ничего не оказалось!

— Нет, погоди! — сказала она, преграждая путь Елене. — Нет, постой!

— Какие-то еще вопросы есть? — вежливо осведомилась Елена.

— Есть вопрос! Есть! Да, есть! — повторяла Эльвира, придумывая, — и никак не могла придумать. — Есть вопрос! — засмеялась она от находки. — Вот вопрос: если он тебе не нужен, зачем ты к нему ходишь?

— Я не только к нему хожу. Там много моих друзей. Я люблю гитарную музыку. Я там отдыхаю. Вот и все.

— С мужем! С мужем надо отдыхать! — посоветовала Эльвира. — Муж-то твой новый знает, где ты торчишь по ночам?

— Знает.

— И не ревнует?

— Нет повода.

— Неужели?