День Дьявола

Я не потерял сознание. Напротив, я помчался вперед на четвереньках со всей скоростью, на которую был способен. Совершил небольшой спринт, в ходе которого проклятое членистоногое все-таки свалилось с меня. Я перекувыркнулся еще раз через голову и встал в боевую стойку. Я плохо видел – песок запорошил мои глаза. Мой торс, потный и обнаженный до пояса, был облеплен песком настолько, что напоминал статую из песчаника. Я тряхнул головой, чихнул и приготовился к бою.

Никто не нападал на меня.

– Ну ты даешь… – Лурдес сидела на тропе и смотрела на меня. Ее темные усталые глаза смотрели на меня с изумлением, и даже со страхом. – Ты наверное, тоже демон? Признайся, Мигель. Человек не может двигаться так быстро…

Кошмарная тварь лежала на песке. Она еще двигалась, перебирала своими лапами, и черные мохнатые рычаги конечностей щелкали в суставах, как сломанный механизм. Она разевала свои челюсти в беззвучной агонии, но уже не могла взлететь. Я попал осе прямо в талию – ту тонкую часть тела, которая соединяла ее брюхо и грудь. И этот удар перерубил ее пополам. Это спасло меня. Если бы ядовитая тварь всадила в меня свое жало, я бы умер в долю секунды. Но на меня свалилась только верхняя ее половина. А полосатое брюхо со смертельным жалом осталось лежать на обочине тропы, рядом с кустами.

– Там Габриэль… – Я решительно двинулся обратно в джунгли. – Он лежит там. Надо вытащить его скорее. Ты можешь мне помочь?

– Да. – Лурдес поднялась. – Мигель, что все это значит? Такого не бывает в природе!

– Это значит только одно – нам нужно убираться отсюда как можно быстрее, пока на нас не налетел целый рой таких bichos. Или еще что похуже.

Мы вытащили Габриэля. Он еще не пришел в себя, но дышал сам, и глазные яблоки под его веками двигались – похоже, что он видел сон. Он был жив, и это было пока самое главное. И невероятное.

Я поднял нож, надел его на шею. И решил больше не расставаться с ним.

– Спасибо, Лурдес. Ты вовремя сунула мне в руку мой нож.

– Это не я. Он сам… Когда ты выкатился из кустов, и эта тварь полетела на тебя, он сам прыгнул из моей руки в твою. Мне так показалось… Я боюсь твоего кинжала, он живой.

Я промолчал.

Габриэль Феррера, между тем, просыпался. Он ворочался, мычал что-то невнятное, а потом вдруг присел, открыл глаза и сказал, громко и ясно:

– А все потому, что он загромоздил пешками центр. Надо было развивать фланговые атаки. А что получилось в результате? Белый король остался на эс-три, а ладья на а-один. Это не эндшпиль, это какое-то совершенное недоразумение…

Вот что он сказал.

– Что?! – изумленно просипел я. – Ostia puta [141], что ты говоришь?

Волосы мои, забитые песком и пылью, встали дыбом. Они торчали вверх и в стороны как пакля. Я был похож на Сида Вишеса [142], выпущенного из тюрьмы.

– Он опять говорит о шахматах, – отстраненным голосом произнесла Лурдес. – Габриэль, очнись. Турнир давно закончился. Ты выбыл на втором круге.

Шторки упали в открытых глазах моего шефа. Он вдруг увидел нас.

– Мигель, Лурдес… – Он медленно поворачивал голову и на лице его появлялось смятение, смешанное с ужасом. – Куда меня затащило?

– Ты когда-нибудь играл в шахматы?

– Да, только что… То есть, мне казалось, что я играю. Это был сон? Или вы – сон? Это странное место, я никогда не был здесь. Мне здесь не нравится.

– Мне тоже. – Я повернулся к Лурдес. – Слушай, ты в самом деле знала, что он играет в шахматы – в тот момент, когда он болтался в петле, а душа его прощалась с телом?

– Я слышала, как он говорит о шахматах, – Лурдес устало провела рукой по лбу.

– Ты не могла слышать его слова. Ты слышала его мысли!

– Может быть… Я не знаю. Он говорил про шахматы – белиберду какую-то. А еще пел "Besame mucho".

– Это не я, – хрипло сообщил Феррера. – Там на стене были колонки – в зале, где шел турнир. Какой-то идиот включил Хулио Иглесиаса на полную громкость. Это мешало мне сосредоточиться. Я зевнул коня.

– Ты чуть не зевнул жизнь.

– Мигель, спасибо, что спас меня.

– Пока спас. Но что будет с нами дальше, я не знаю. Только надеюсь, что кто-то поможет нам. – Я вяло отряхивался от песка. – Кто-то уже помогает нам, путает планы Дьявола. Этот магический нож, который сам прыгает в руку… Моя нечеловеческая быстрота… И мое волшебное падение с пятнадцатиметровой высоты… Я должен был убиться насмерть, а я жив. И ты, Габриэль, уже должен был кормить личинок, но, как видишь, сидишь здесь живой и хлопаешь глазами. А ты, Лурдес, вдруг начала читать мысли. У тебя такое было когда-нибудь раньше?

– Нет. Но в последние недели я стала какой-то… Более чувствительной, что ли. Я не читала мысли, но чувствовала, о чем думают люди. И я слышала твой зов, Мигель. Слышала издалека. Я говорила тебе об этом.

– Надо идти. – Я помог Феррере подняться на ноги. – Лурдес, как ты думаешь, куда мы должны идти сейчас? Что ты чувствуешь на этот счет?

– Туда… – Лурдес махнула рукой. – Надо идти к выходу. Они ждут нас там.

– Кто – они?

– Не знаю. Но они ждут. Мы задерживаемся.

– Тогда вперед. Нужно спешить.

4