День Дьявола

– А я забыл о нем, – ответил Старик. – Выкинул из головы, да и все.

– Ты о чем?

– Слабак он, – сказал Старик и бросил бычок в лоток с голубыми кубиками дезинфектанта.

– Ему было плохо, – возразил я. – Ты сам знаешь.

– Просто руки не надо опускать, – сказал Старик.

– Жизнь здесь нелегкая, – сказал я.

– А ты-то что об этом знаешь? – Старик спустился с приступки и схватился за держатель для полотенец, чтобы не упасть.

– Я пробыл здесь восемнадцать лет, – ответил я.

– Ага, ну сейчас-то ты не здесь, так?

– Я ничего не забыл, – сказал я, – и знаю, каково здесь.

– И это правильно?

– Я не устранился от дел на ферме, – ответил я.

– Вот слышу, кто-то говорит, – заявил Старик, – а голос не узнаю.

– Не надо так, – сказал я.

И тогда он, схватив меня за галстук, прижал к стене. Рука его, как железная поперечина, сдавила мне грудь. Синие глаза сверлили меня.

Я попытался заговорить, и он отбросил галстук и со всей силы прижал меня щекой к зеркалу над раковиной.

– Гляди на него, – произнес он, – да скажи, кто это, а то я этого говнюка не знаю.

Поверхность зеркала запотела от моего дыхания, и он отпустил меня и открыл дверь. Внутрь ворвались табачный дым, пивная вонь и громкие звуки музыки из проигрывателя.

Когда я умылся и привел галстук в приличное состояние, оказалось, что Отец и Билл уже надевают куртки. На Старика они махнули рукой, и мы уехали, оставив его в баре показывать фокус с монетой девушкам со скотобойни.

Начало года ознаменовалось отвратительной погодой, и мне пришлось везти Отца и Билла назад, в Эндландс, через слякоть и грязный снег. Оба молчали. Наверно, говорить было не о чем.

Думаю, никто из них, даже Анжела, не мог бы сказать, что хорошо знал Джима. Он, как и все остальные, всегда работал во время Окота, Загона овец и Сбора урожая, но по характеру он был скорее наблюдатель, чем говорун. Был счастлив, когда оставался один со своим косым жеребцом или складывал каменные стенки, а рядом отиралась одна из его хромоногих собак и ничто не мешало ему предаваться собственным мыслям.

Мыслям, как оказалось, не всегда благим по отношению к самому себе.

В один из дней в самом начале января он отправился в пустоши и там приставил себе ружье к подбородку.

&

Беркитты вытащили Старика из катафалка, и мы подставили плечи под гроб. Отец оказался ниже всех ростом, поэтому ему дали сложенное несколько раз полотенце, чтобы он положил его, как эполет, на плечо. Но это не слишком помогло: положение гроба не выровнялось, – и нам с Биллом, поскольку мы шли впереди, пришлось сильно сутулиться. Гроб лежал неровно, и его вес постоянно перемещался, если кто-то опускал плечи или приспосабливал шаг к криво лежащему булыжнику, которым была вымощена дорожка. Даже стоя на ровных каменных плитах в церкви, я чувствовал, как гроб своим деревянным углом впивается мне в щеку, как будто внутри Старик перекатился и давил на стенку. Когда мы подошли к каталке у ступеней алтаря, Беркитт без труда снял с меня гроб, положил на крышку венок, сплетенный Лорел, после чего удалился вместе со своим сыном.

Присутствующие допели последние строчки псалма «Пребудь со мной» и заняли свои места на скамьях. Эхо разносило по церкви их покашливание и скрип дерева. Клив Уард с заднего ряда наклонился и положил руку Отцу на плечо. На всех лицах присутствующих застыло одно и то же выражение мрачной отстраненности: смерть есть смерть, но жизнь продолжается.

Сидели семейными группами, хотя некоторые семьи теперь уже перемешались между собой, как на диаграммах Венна[21]: сыновья и дочери переженились, точно так, как переплелись Дайеры и Бисли, когда Джефф и Лиз образовали пару. Андертоны, Эбботы, Дьюхерсты, Паркеры, Бекфуты, Уарды, Виттоны, Ирби, Торпы. И сотню лет назад, устроив перекличку, можно было бы услышать в общем-то те же имена.

– Ишь, набежали. Вот что значит похороны, – заметила Лиз, когда Бетти Уард принялась бренчать на древнем пианино инструментальную тему псалма.

Священник прошел к аналою.

– Говори потише, – отозвалась Анжела.

– Да ладно, мам, – сказала Лиз. – Кто из них вообще вспоминал о Старике?

– Хорошо хоть проклятых Штурзакеров нет. – Биллобернулся и посмотрел на остальных присутствующих.

– У них хватило порядочности не врать о своих чувствах, – заявила Лиз.

– Люди пришли проститься, вот и все, – сказала Лорел.

– Они пришли поглазеть на зрелище и пожрать задарма, – возразила Лиз.

– Пусть делают, что хотят, – высказался Отец. – Мне все равно.

Он оттянул воротник. Галстук страшно мешал ему. Отцу было удобно только в рабочем комбинезоне, и если бы не приличия, они на похороны пришел бы в нем.