День Дьявола

– Вперед! – скомандовал он, и Мушкет, петляя между камней, устремился на поиски.

Муха бросилась было за ним, но Отец шикнул на нее, и собака осталась лежать у его ног, наблюдая за овцами, которые забеспокоились, как только Кэт двинулась с того места, где она стояла, в нашу сторону.

– Ты не пропустила ни одну из них? – задал вопрос Билл.

– Нет, – ответила она.

– Точно?

– Она же ответила, – сказал я.

Мушкет среди вереска вертел носом во все стороны, стараясь что-нибудь унюхать, но через несколько минут встал и посмотрел на Отца с выражением, выражавшим сомнения настолько, насколько вообще на это способна собака. Что именно ему предлагается искать? Тут ничего не нет.

– Ведите этих вниз, – сказал Отец, – а я пойду искать остальных.

– Тебе помощь не нужна? – сказал я. – Чем больше глаз, тем быстрее найдутся пропавшие.

– Обойдусь, – сказал он. – Со мной будет Мушкет.

– Мы покроем большую площадь, если пойдем все, – возразил я.

Отец взглянул на Кэт и снова перевел глаза на куропаточью пустошь.

– Идти будет трудно, – сказал он. – Дожидаться, пока народ подтянется, мне будет некогда.

– Тогда придем за ними завтра, – предложил Билл. – Ничего с ними за ночь не случится.

– Они могут уйти еще дальше, – возразил Отец.

– Они привыкли быть здесь. Подожди денек – и найдешь их снова, – сказал Билл. – Я уверен.

– А если нет? – сказал я.

– Они никогда раньше так далеко не уходили, – рассуждал Отец. – Что-то тут не то.

– Если ты подождешь до завтра, мы вернемся все вместе и сможем тебе помочь, – сказал Билл.

– Скот загоняют в один день, – упрямился Отец. – Всегда так делалось.

– Я о тебе забочусь, – сказал Билл.

– Вот все мне, черт побери, только об этом и говорят, – отозвался Отец.

– Так оно и есть, Том, – сказал Билл. – Мы же всегда держались вместе, верно?

– Тогда останься и помоги нам, – сказал я.

Билл посмотрел на низко висящие темные тучи.

– Думай головой, парень. Если все это обрушится на тебя, ты руки перед глазами не различишь, – сказал он.

– Ладно, – бросил Отец. – Пока ничего не случилось, мы пойдем.

Билл схватил его за плечо.

– Том, это не твоя ошибка, понимаешь? – сказал он. – Просто такое случается. Здесь нет твоей вины.

– Ты еще здесь? – сказал Отец.

Билл взглянул на него и перевел глаза на Кэт.

– Пусть они идут, милая, – сказал он. – Тебе лучше вернуться на ферму со мной.

Кэт покачала головой. Билл немного подождал, а потом сунул большой и указательный пальцы в рот и свистнул оставшейся наверху Лиз, давая ей знать, что овцы на пути домой.

Отец поднял собак и характерным горловым звуком без спешки направил их к стаду. Их задачей было отогнать овец от Стены. Те, что были с краю, двинулись первые. Снова голосовой сигнал, и остальные тоже двинулись вперед и, блея и стеная, смешались с общей шерстяной черноголовой массой. Морды их судорожно дергались, когда Муха подходила к ним слишком близко, а рога издавали деревянный стук.

– Нельзя мне взять Мушкета? – спросил Билл, собираясь уходить. – Эта красавица только мешает.

– Просто присматривай за ней повнимательнее, – сказал Отец. – Овцы сами знают, что им делать.

Вымазавшись в грязи, стадо понеслось в сторону кряжа, сбегая с пустошей, как сбегают вниз дождевые струи. Пребывание на верхних пастбищах в этом году для овец закончилось.

Во время Загона, рассказываю я Адаму, овце в голову одновременно приходят две мысли. Первая – инстинктивная, она подстегивает их, как кнут, и заставляет бежать подальше от опасности. А опасность для них – все вокруг, кроме них самих. Вторая порождена потребностью такой же глубокой, как та, что не дает им обычно забредать далеко за Стену или готовит к посещению барана; эта мысль подсказывает им, что пора покидать пустоши. Усиливающийся холод и все более короткие дни пробуждают в них некий синаптический канал, который заставляет их искать укрытие и пищу, и они каким-то образом вспоминают луговую траву в овчарне и тропу, которая туда ведет.

Они сопротивляются, когда их сгоняют, и, тем не менее, готовы идти.

– Они знают, что должны идти, Джонни-паренек, – говорил Старик. – Знают, что им конец, если они не пойдут.

Его слова заставили меня задуматься о том, чем же должна быть для них смерть… или, вернее, мысль о смерти. И присутствовала ли она постоянно в их умах, наподобие жужжащей мухи, или негромко и тупо пульсировала, как зубная боль.

Не знаю. Быть может, у них вообще отсутствует понимание смерти, и они просто делают то, что делают, бессознательно, подобно тому, как дерево осенью сбрасывает листья. Я на самом деле им сильно завидую. Что они, как не простое вместилище, которое ждет, чтобы его заполнили? Брюхо, брюхо, брюхо. Лоно, лоно, лоно.

&