День Дракона

Однако за красотой этих зимних картин скрывались иные, куда более мрачные вещи. Под чарующей пеленой снега Крас явственно видел очертания замерзших тел, а порой – даже торчащую наружу конечность. Многие тела, как ему было известно, принадлежали кое-каким огромным зверям, жившим и процветавшим в северных землях, а пара (особенно то, с рукой, сведенной судорогой в минуту ужасной смерти) наглядно показывала, какая судьба ожидает дерзнувшего явиться сюда незваным.

Еще более жуткие свидетельства неизбежной участи всякого чужака являли собой небывалой красоты глыбы льда: во многих из них навеки застыли тела непрошеных визитеров. Среди встречавшихся особенно часто Крас отметил немало ледяных троллей – созданий массивных, звероподобных, бледнокожих, вдвое превосходивших южных собратьев шириной плеч. Смерть обошлась с ними неласково: лицо каждого было искажено мукой.

Далее магу попались на глаза двое свирепых зверолюдей – так называемых вендиго. Эти тоже были заморожены насмерть, но если тролли встречали жуткую смерть с ужасом, то на лицах вендиго застыло неподдельное возмущение, будто ни тот ни другой до последнего не могли поверить в столь печальный исход.

По пути через ледяную пещеру Крас разглядывал прочие экземпляры этой страшной коллекции. С тех пор, как он гостил здесь в последний раз, она успела пополниться эльфом и парой орков, свидетельствовавшими о том, что война дотянулась даже до этого уединенного подземелья. Один из орков выглядел так, будто замерз, не успев осознать постигшей его участи.

За орками обнаружился труп, удививший даже всякое повидавшего Краса. С первого взгляда он напоминал всего-навсего огромную змею, довольно странное чудище в этом студеном аду, но ближе к голове змеиное тело внезапно меняло форму, становясь почти человеческим… вот только человеческие тела не покрыты россыпями чешуек. Пара могучих рук тянулась вперед, словно странное существо приглашало волшебника разделить его незавидную судьбу.

Лицо его могло бы показаться эльфийским, если бы не приплюснутый нос, узкая щелка рта да острые, точно драконьи, клыки, оскаленные навстречу новоприбывшему. Темные, лишенные зрачков глаза пылали яростью. Во мраке, да при том, что нижней половины тела не видно, существо это вполне сошло бы за эльфа или за человека, но Крас знал, кто это – точнее, кто это некогда был. Название рвалось с языка мага само по себе, будто жуткий труп внутри глыбы льда каким-то непостижимым образом тянул его изо рта.

– На… – начал было Крас.

– Беспримерная, беспримерная, бес-с-спримерная дерзос-с-сть, – перебил его тихий шепот, словно бы принесенный на крыльях самого ветра.

Обернувшись, безликий волшебник увидел глыбу льда, отделившуюся от стены и обернувшуюся неким подобием человека – вот только ноги оказались слишком тонки, изогнуты под слишком непривычным углом, а тело больше напоминало туловище насекомого. Голова тоже обладала лишь поверхностным сходством с человеческой: да, вроде бы и глаза, и рот, и нос на месте, но выглядело все это так, точно некий художник начал лепить скульптуру из снега, но счел эту идею бесплодной и бросил дело, едва наметив черты лица.

Причудливую фигуру окутывал мерцающий плащ – без капюшона, но с воротом, плавно переходившим в огромные шипы на спине.

– Малигос, – пробормотал Крас. – Как поживаешь?

– Прекрасно, прекрасно, прекрас-с-сно – пока никто не тревожит моего уединения.

– Будь у меня другой выход, я бы сюда не явился.

– Другой выход ес-с-сть: ты можешь уйти, уйти, уйти! И тогда я останусь один!

Однако волшебник подчиняться хозяину пещеры вовсе не собирался.

– Разве ты, Малигос, забыл, отчего живешь здесь, в безмолвии, в одиночестве? Неужто твоя память так коротка? В конце концов, с тех пор минула всего-навсего пара столетий, и…

Ледяное создание двинулось вдоль стены подземелья, не сводя с новоприбывшего того, что заменяло ему глаза.

– Я не забыл ничего, ничего, ничего! – яростно прошелестел он. – А уж сумрачных дней не забуду вовек…

Крас провожал его взглядом, не спеша поворачиваясь так, чтоб Малигос все время оставался перед ним. Причины для нападения со стороны хозяина он не находил, однако один из остальных намекал, что Малигос, старейший из ныне живущих, мог не на шутку повредиться умом.

Снег и лед тонким, точно сухие ветки, ногам был нипочем: венчавшие пальцы когти глубоко впивались в студеную твердь. Все это живо напомнило Красу палки, коими жители холодных земель толкают себя вперед, становясь на лыжи.

Малигос выглядел так отнюдь не всегда, и сейчас никакой надобности сохранять этот облик не имел. Не имел, но сохранял, так как в глубине души предпочитал его даже обличью, в котором появился на свет.

– Значит, ты помнишь, что сделал с тобой и прочими вашими тот, кто называет себя Смертокрылом.

Чужеродное лицо дрогнуло, когти скрючились, с губ Малигоса сорвалось нечто сродни шипению.

– Помню. Помню…

Внезапно пещера словно бы сделалась куда теснее прежнего, но Крас не дрогнул. Он знал, что, уступив, углубившись в искаженный, истерзанный мир Малигоса, вполне может подписать себе смертный приговор.