День гнева

— Это хорошо… хорошо, — горестный ком, едкая боль и ноющий стон души сотрясли дух Флорентина. — Я горд, что знал вас. Надеюсь, что сегодняшний день мы переживём.

— Мы тоже рады, что с тобою ходили. А переживём мы или нет, на то воля Божья, — твёрдо произнёс Ерементий.

Флорентин попытался обнять двух друзей, но это у него слабо получилось и скорее показалось, что это они его зажали в дружеских объятиях. Таких друзей Флорентин терять не хотел, и если была его воля, он бы пошёл вместе с ними в бой, но его задача — разить словом противника, а дело оружия он оставит другим.

— Все вперёд! — отдал приказ Конвунгар и операция понеслась — все поспешили покинуть здание и разойтись по ключевым точкам

Нужное здание расположилось в паре сотен метров отсюда и идти по улицам долгого времени не составило. Как ни странно, но скопление людей в заброшенном доме не привлекло внимания усиленных патрулей, поэтому пока всё сохраняется в тайне.

Улочки старой Флоренции сохранились в том виде, какой им придали ушедшие эпохи — узкие и прохладные, сдавленные со всех красивыми изысканными зданиями. Только практически все постройки обветшали, а дороги стали непроходимыми из-за разбитости — асфальт, там, где был положен, вздыбился, плитка и брусчатка выбита и валяются горами у краёв дороги. Кучи мусора вместо мусорных контейнеров в старой Флоренции обычное дело и всюду любого будет преследовать аромат гниения и отходов, а так же неприятное амбре от химических выработок.

Все кто вышел на улицу, похожи на мрачные и серые фигуры, словно они программные элементы в большой системе, существующие лишь ради того, чтобы стать слугами для элиты Информократии. Всюду шныряют силовики — либо дройды, с простейшим оружием и интеллектом, либо полукибернетические солдаты, ставшие тут вместо обычной полиции. Но среди них ярко выделяются шесть фигур, в практически одинаковых мантиях-плащах — кусок ткани с капюшоном, закрывший всё тело. Они уверенно пробираются сквозь улочки и сотни людей, чтобы выйти к площади, и их уверенность так и норовит вызвать подозрения у людей, которых по приближению к месту становится всё больше.

— Как же тут «прекрасно», — осмотревшись констатировала обстановку Хельга, поправив капюшон и пистолет на поясе. — Жуткое местечко, хоть и столица.

— Раньше тут действительно было красиво, — возразил ей Флорентин. — Я видел фотографии Флоренции прошлого. И поверьте, уважаемая, это был один из самых красивых городов мира. Каждое здание было произведением искусства,

— Лучше настроитесь на задание, — ударил по ушам недовольный голос из динамиков средств связи. — Вы передали координаты отделениям?

— Да, — чётко ответила Хельга и слуги Канцлера продолжили путь в безмолвии.

Спустя десяток минут отряд вышел на Площадь Республики, и тут у Флорентина едва не схватило сердце от того, что эти дикари уничтожили великие памятники искусства и надругались над архитектурной концепцией Площади.

Людей тут немерено, ибо каждый пришёл послушать и впитать мудрость «Апостола». По бокам — справа и слева так же стоят белые здания, только их фасады поражены странными рисунками, нанесёнными кистью некого идейного фанатика — всё в синей мерцающей краске и в форме технического орнамента, какой бывает у микросхем. Старая плитка, лежавшая тут испокон веков, по-варварски выдрана и заменена на стекло-плитку, под которой решили провести диоды и кабели и теперь всё утопает в фантасмагоричном безумии синего света, что, по мнению авторов этой вакханалии, доказывает власть и превосходство информации. Вместо знаменитой Колонны Изобилия, связывающей Флоренцию со временем правления сынов и дочерей Ромула, стоит непонятный и ужасающий зеркальный столб, высотой в двадцать метров. От него несёт могильным холодком и сущим сумасбродством архитекторов, явившиеся миру в тот момент, когда они крушили древнюю колонну. Арка Виктора Эммануила Второго сильно обветшала, пострадав от временных потоков, и обрушилась, и теперь в зданиях, срощенных с нею сидит всё управление — Местное Модераторство «Старой Флоренцией».

Яркая и красочная карусель, цветастая и пёстрая, как флорентийская жизнь в былых временах, которая служила долгие десятилетия источником развлечений для детишек и людей постарше, которая испускала в пространство флюиды радости, создавая неповторимый и яркий дух жизни, исчезла бесследно. Её заменяет трибуна, с которой вещает сам «Апостол» — квадратное сооружение пять на пять метров из стекло-плитки, пронизанное проводами и экранами, проецирующее различные живописные изображения, чтобы проповедь была красочнее.