Они отправились в тот самый средней руки отель и сняли номер с почти таким же видом из окна, что и в конференц-зале. Беттан не стала притворяться замужней, не потрудилась выдумать себе фальшивое имя и не липла к Синдре, когда они поднимались в лифте. В номере, раздеваясь и складывая одежду на стуле аккуратной стопочкой, вспоминала гостиницу в Варшаве, где на дверях не было замков.
Она быстро приняла душ, ожидая, что Синдре сделает то же самое.
И даже после этого ни словом не помянула ни брата Петера, ни невестку Эву Скуг, ни Микаэлу Форсман с Анной Андерсон, ни Господа Бога, ни Иисуса Христа со всеми святыми.
Возвращаясь домой, чтобы наутро встретить иностранных гостей в Кнутбю – хор неделями разучивал индийские песни, – Синдре не заметил, как повернул на Эссингеледен и успел проехать несколько километров на юг, в сторону Хельсингборга, прежде чем осознал ошибку.
Весной Микаэла завела в доме новые порядки. Однажды она без стука вошла в кабинет Синдре, села на стул у письменного стола и объявила:
– Я разговаривала с сестрой. Мы решили, что в этом доме пора кое-что поменять.
Синдре был удивлен, но не услышал в этом угрозы. Да и чем Микаэла могла его напугать?
– Вы решили? – переспросил он. – Интересно, и что же вы еще решили?
Он положил ногу на ногу и откинулся на спинку кресла, демонстрируя готовность слушать.
– Что Анна Андерсон должна знать свое место, – в Кнутбю, в общине и здесь, дома. Не ей решать, что нам есть на обед или во что должны быть одеты дети.
– Но она няня, – возразил Синдре, – а ты…
– А я твоя жена, – перебила Микаэла. – И в этом доме я значу больше, чем она.
– Кто вбил тебе в голову эту глупость? – Синдре вложил в этот вопрос все презрение, какое только чувствовал к толстой, ленивой Микаэле. – Точно не я и вряд ли твоя сестра.
Она выпучила глаза, но сдержалась.
– Не знала, что ты такой злой, Синдре.
Тут Синдре задался вопросом, не выпила ли она. В отличие от большинства людей, Микаэла, приняв на грудь, смелела, а не раскисала и выражалась куда яснее, чем трезвая, даже если язык заплетался.
– Это она сделала тебя таким, – продолжала распаляться Микаэла. – И настроила против моей сестры.
– Ты имеешь в виду Анну?
– В ней сатана, так говорит Эва.
– Рассуждай о том, в чем хоть немного смыслишь, – предупредил Синдре, возвысив голос. – И не впутывай в это Эву и сатану.
Микаэла смотрела на него обеспокоенно, но не только. В ее взгляде Синдре уловил нечто новое, что можно было, пожалуй, назвать выражением материнской заботы. Что, собственно, такого наговорила ей Эва?
– Теперь в этом доме все будет по-другому, Синдре, – снова заверила она, на этот раз почти с нежностью. – И будет лучше. Понимаю, что и сама виновата во многом, не только она. Теперь я буду сильнее.
Дальше Микаэла изложила ему свой план. Во-первых, ужины. По вечерам они будут есть все вместе – она, Синдре и дети. Без Анны, которая, как прислуга, не может сидеть с ними за одним столом.
Синдре понял, что эта идея исходит от Эвы. Что Микаэла лишь слово в слово повторяет, что сказала сестра.
Он восхитился новой игрой Эвы Скуг, запустившей щупальца сквозь стены Гренста-горда. Входило ли переселение в его дом Микаэлы в ее планы изначально, или же Синдре женился на сестре Эвы по собственной инициативе? Он уже не помнил, как все произошло, но в любом случае это было ошибкой.
Они сидели на кухне и ели. Первые недели после объявления нового порядка Микаэла готовила сама. Возможно, только потому, что это согласовывалось с представлениями Эвы Скуг об идеальной жене, но в любом случае Микаэла была кто угодно, только не кулинар. Ее способность пережарить, недосолить или недоложить чего-нибудь в любое блюдо поражала. В конце концов, Микаэла обратилась за помощью к Анне, и та, конечно, не оставила ее. Долма, эскалоп – по крайней мере, содержимое тарелок стало съедобным.
Что касается разговоров за столом, здесь ситуацию спасали дети. Ирис и Антон приняли новые порядки, хотя и не изменили своего отношения к Микаэле. Они как ни в чем не бывало обсуждали школьные новости и одноклассников, избавляя Микаэлу и Синдре от необходимости говорить друг с другом и лишний раз доказывая тем самым, что говорить, собственно, не о чем.
После ужина Синдре отправлялся на прогулку, что тоже стало частью нового порядка и не обсуждалось. Дети знали, что после десерта папа уйдет из дома, а когда он вернется, они уже будут спать. Все чаще и Микаэла успевала лечь к тому времени. Она по-прежнему спала в комнате для гостей. Иногда по возвращении Синдре видел свет сквозь неплотно прикрытую дверь гостевой, но Микаэла к нему не выходила, за что он был ей несказанно благодарен.
Демоны Синдре все так же не решались напасть ни на Эву, ни на Микаэлу. Или это был вопрос времени?
Свидания в темной конюшне вошли у них в привычку, поскольку эта территория ощущалась как нейтральная. Переезд Беттан к Петеру и Эве, как выяснилось, был лишь временной передышкой. Беттан не собиралась разводиться с мужем, который любил ее и отпускал отдохнуть от него, сколько потребуется.