День и ночь, 2010 № 01 (75)

— А я-то, по инерции, как все, его в поминанье вписала! Это всё Вы, мама, — «мужей не забудьте вписать!» — упрекнула она в сердцах Таису. Неунывающая Валентина, на то она и многодетная мать, тут же успокоила её:

— Ничего! Пьяница — что усопший! Помянула — и ладно! Повадней ему с нашими мужиками будет — дружки они. Вместе Переходящие Красные Знамёна завоёвывали, за что жизнью и поплатились!

— Да что священник-то подумает?! Может, догнать Мишу?

— Тебе ли орла догнать? Летит он — не ходит! Колюшка, подбеги, дружочек, выручи тётю Галю! — нашлась Серафима.

Все в волнении заворочались, задвигали стульями, сгрудились в прихожей, натужно наклоняясь к обуви. Девчонки стремительно унесли со стола всю грязную посуду на кухню и уже набрасывали на свои милые головки ажурные шарфы, готовясь к вхождению в Храм. Наконец, гости и хозяйка всей женской бригадой направились в церковь, не забыв и про кутью с метёлками искусственных цветов, предусмотрительно доставленных из города.

Таиса шла среди своих и думала:

«А ведь за упокой ещё и Родину по недоумию помянули! Не рано ли?! То ли она ещё вынесла — и татар, и немцев, и революции, и „сталиных с хрущёвыми“, и перестройку с Чернобылем! А жива!»

— Девоньки, а Родину-то мы почто в упокоение помянули?!

Женщины бегом, тяжело топоча своими недужными ногами, сбивая дыхание, изо всех сил пустились догонять Мишу с Колей, орлят своих. Успеют ли?

С крон старых вётел, вспугнутая бегущими, взметнулась немеряная стая чёрных птиц, и тут же, на всю округу чисто и певуче ударил старый церковный колокол, точно соединяя земное с небесным, вселяя в души спешащих людей благословенную надежду.

— Вспоминайте! — крикнула Таиса, — что ещё забыли?!

Задыхаясь, и поминая имя Божье, преодолевая свою немочь и неуверенность, все уже были на подходе к Храму. Ещё одно, последнее усилие, и можно поспеть ко Кресту!

ДиН память Андрей Канавщиков Тамга на сердце

Памяти Энвера Жемлиханова

Семья поэта Энвера Жемлиханова, уроженца богатого татарского рода, имевшего два магазина и два парохода на Волге, попавшего затем в жернова революции и Великой Отечественной, в 1949 году переехала из Магнитогорска в Великие Луки. Тогда, если кто позабыл, нашим общим адресом был Советский Союз, и переезды считались в порядке вещей.

Кто-то ехал сюда, кто-то ехал оттуда, а 13-летний Энвер ехал, чтобы полюбить древнюю Великолукскую землю и состояться здесь в качестве яркого русского поэта. Иные русские меньше любили свои края, чем этот татарин, беспредельно открытый миру и людям:

Вырастал я добрым, не жалел я ласки,
Всякой сущей твари не желал я зла.
Прислонился в детстве к раскалённой дверце —
До сих пор с тамгою левая ладонь.
А тамга поболе — от любви на сердце,
Потому что злее у неё огонь.

И с этой тамгою на сердце Энвер Мухамедович всегда и жил. Страдал от «злого огня» и жил, став в Великих Луках формально первым и единственным поэтом — членом Союза писателей СССР, а фактически той фигурой, которая и сейчас, почти через 15 лет после его смерти, способна вселить трепет в любого местного отвязанного ниспровергателя авторитетов.

Ну, невозможно его свергнуть ни с какого пьедестала, потому как и пьедестала никогда не было, разве что шуточный бетонный куб во дворе общежития Литинститута, который великодушно был пожертвован под будущий памятник Николаю Рубцову.

То сооружение размером где-то два на два метра, оставшееся от какого-то гипсового пионера или девушки с веслом, усмотрели Жемлиханов, Рубцов и другие студенты — Валентин Кочетков, Виктор Чугунов, Игорь Пантюхов, Виктор Козько, Владимир Быковский, Владимир Панюшкин. Стали размышлять, кому бы такой пьедестал был впору, и единогласно решили присудить его Николая Рубцову со словами:

— Пользуйся, Коля, нашей добротой.

Так что даже шуточный постамент — и тот миновал поэта. Да и не стремился Энвер Жемлиханов к каким-либо пьедесталам, охотнее склоняясь за токарным станком местного завода, чем перед иными партийными условностями. А вот образчик его «заводской лирики» — ни слова о партсъездах и о перевыполнении плана, просто сверчок ведёт себе свою незатейливую песенку:

Будто где-то бьётся родничок,
Наполняя голубую чашу…
Да ведь это песельник-сверчок
Одомашнил раздевалку нашу!
Средь хламья спецовок не гаси,
Утверждай целебное журчанье.
Воплощенье избяной Руси,
Вот и ты подался в заводчане…

Даже за пределами Великих Лук широко известна история, когда после окончания Литинститута Жемлиханова приглашали работать собкором «Комсомольской правды», а он отказался. И стихи на эту тему сочинил, весьма прозвучавшие в определённых кругах: