День карапузов

Алена перекочевала к Серафиму и, держа его за рукав, чтобы он не потерялся, пересказывала ему фильм:

– Кеша – это бандит! А Чин-Ю – это полиция!.. Нет, ты не понял! Кеша – он хороший бандит, а Чин-Ю – он плохая полиция. То есть Кеша как будто полиция, а Чин-Ю как будто бандит. Ну мы так думаем. Зритель то есть. А потом оказывается, что Кеша и на самом деле бандит. Он только притворяется хорошим. А Чин-Ю только притворяется плохим, потому что он на самом деле даже не полиция!

Серафим внимательно слушал. Лицо у него было светлым и немного печальным. Он словно вглядывался в души неизвестных ему Кеши и Чин-Ю. И словно бы даже желал сказать, что Кеша и Чин-Ю – одинаково добрые люди.

Часа через три, хотя они уже прошли не пойми сколько километров, «Ласковые струи» были от них почти все так же далеки, потому что, обходя горный кряж, Покровский завел их в низину с кучей ручьев, речушек и водопадов.

– Здесь рядом водопад Джур-Джур. Но вообще-то он не самый интересный! Здесь по той же реке куча куда более интересных водопадов, но к ним туристический автобус не подъедет. Поэтому все хвалят Джур-Джур, а более интересных водопадов никто не знает.

Папа Гаврилов остановился, грозно покачивая плечами, с которых свисали Костя и Рита.

– Еще раз и медленно! То есть до Джур-Джура мы могли доехать на автобусе? – спросил он.

Покровский смутился.

– Ну почти, – быстро сказал он. – Но нам вообще-то не сюда было нужно. Мы же не знали, что заблудимся. Я вообще предлагал подняться по скалам.

И опять они шли, часто останавливаясь и дожидаясь отставших. Дети устали и начинали уже ссориться. Причем старшие дети ссорились еще довольно культурно. Особенно Моховы. Они всегда ссорились как-то по-дворянски.

– Что-то мне подсказывает, что ты рад меня видеть! – говорил Андрей Серафиму.

– Что-то ошиблось, – парировал Серафим.

Саша стал кидать в Катю шишками, получил от нее по затылку и принялся ругаться.

– Нельзя говорить «заглохни!» – строго сказала ему Катя.

– А «закрой рот» – можно? – уточнил Саша.

– Ну, в зависимости от контекста. Например, если лев в цирке открыл рот, а ты дрессировщик, тогда можно! – сказала Катя.

– Закрой свой рот!.. А-а-а! Спасите! Она за мной гоняется!

– Гоняйтесь в правильном направлении! Не уходите с тропинки! – крикнул папа Гаврилов.

Он шагал уже без всякого энтузиазма, потому что мама, кроме детей, которые и так на нем висели, наложила в его рюкзак кучу шишек, камней и веток, нужных ей для поделок.

– Ты меня прости, но он такой красивый! Его просто нельзя здесь бросать! – говорила она, притыкая папе в рюкзак очередной булыжник размером в три кулака.

В какой-то момент папа услышал, что Костя, которого он только что ссадил со своего плеча, бежит сзади и кричит страшным голосом:

– Вот тебе сдача! Вот тебе сдача!

Папа тревожно обернулся. Так Костя обычно вопил, когда мчался к кому-нибудь драться. Папа уже приготовился разнимать. Но тут Костя добежал. Вытянул руку. Разжал ее. В правой руке у него была монетка.

– Я ее в штанах нашел. От мороженого осталась, – сказал он.

– И правда сдача! – удивленно сказал папа.

– Смотрите! – вдруг закричала Вика, показывая на скалу.

На скале стоял человек в восточном халате и войлочной шляпе. Стоял и вдохновенно смотрел куда-то вдаль, выше тропинки, выше Гавриловых, выше всего на свете. Человек был очень величественный, с длинной узкой бородой, которую ветер задувал ему за спину. В руке человек держал нечто длинное, с изгибом на краю, но тоже очень величественное.

– Смотрите! – восторженно зашептала Вика. – У него пастуший посох!

В неподвижности стоявшего человека, в его посохе, халате, бороде была какая-то тайна. Он выглядел настолько загадочным, что даже было страшно проходить мимо.

Петя достал фотоаппарат и, сделав снимок на максимальном увеличении, принялся его разглядывать. Он давно уже додумался использовать цифровик в качестве бинокля.

– Это не пастуший посох! Это он трубу водопроводную купил, – заявил Петя, двигая на экране изображение. – Вот она – труба. А вот это желтенькое пятно – наверное, он ценник не отклеил.

И сразу очарование исчезло. Но все равно они долго еще оглядывались на скалу, на которой стоял непонятный человек с длинной бородой и смотрел куда-то вдаль.

Часов в восемь вечера, так и не добравшись до «Ласковых струй», встали лагерем. Отыскали у ручья сухую площадку, развели костер. Петя, Андрей и Серафим поставили палатки. Саша и Костя, забыв, что они устали, носились кругами и собирали для костра ветки.

Откуда-то явилась серая кошка и уселась метрах в двадцати от них, прячась за камнями. Ближе кошка их к себе не подпускала, но и не уходила. Вид у кошки был полудикий.

– Еды ждет! – сказала Катя и бросила кошке что-то съедобное. Та схватила и, утащив за скалу, стала есть. Катя еще что-то бросила, потом еще. Потом бросали уже все дети, и кошка все это съедала.

– Бедненькая! Наверное, неделю ничего не ела! Мы возьмем ее домой! – сказала Нина, но кошка, не позволив себя взять, скрылась в кустарнике, что-то утаскивая в зубах.

Нина попыталась найти кошку, но не нашла. Нина огорчилась, а Катя нет.