В тихие ночи ее видели бродящей по отмелям в поисках рыболовного крючка, который она выронила, утопая. Случалось, прохожему хотелось помочь одинокой, несчастной женщине. Но если такой привлекал ее внимание – встречал ее взгляд, глубокий как сама Бездна, – он навсегда разделял ее судьбу.
Она просила вернуть крючок. Просила четырежды, будто волна прибоя набегала на берег. Если прохожий не мог найти ее потерю, он уходил в ночь с обвитой ее мокрыми волосами шеей и захлебывался водой, изливавшейся при ее поцелуях.
– Я собираюсь в город Тысячи Цветов искать придворного лакустринского алхимика, – самым твердым тоном проговорила Думаи. – Вы со мной, госпожа Никея?
– Я растрогана вашим приглашением, принцесса.
– Полагаю, у меня нет выбора. Я просто лишаю вас удовольствия меня принудить.
Никея покачала головой и улыбнулась своей кривоватой улыбкой. В комнате было так тихо, что Думаи слышала, как шуршит ее гребешок, скользя по длинным волосам от корней до кончиков.
– То, что мы видели в Сепуле, важнее серебряных колоколов и золотой рыбки, – сказала Никея. – Это угроза для всех. Она требует от нас единства – теперь, когда вернулись боги. Мой отец хочет одного: чтобы все мы сплотились. И я хочу того же – по своим причинам.
– Какие же это причины?
– Может быть, расскажу в империи Двенадцати Озер. – Она вернула гребешок в шкатулку и искоса взглянула на Думаи. – Не отправиться ли на сей раз нам одним?
«Если ты встретил ее взгляд, значит она уже слишком близко».
– Канифа летит с нами, – отрезала Думаи. – Придется вам примириться с его присутствием, госпожа Никея.
«Никогда не забывай, как она опасна».
Не дав Никее ни сказать слова, ни подойти ближе, Думаи развернулась и вышла под снегопад.
Она прошагала к Дождевому павильону, куда Юри принесла ее ночное платье, и смахнула снежинки с волос. С каждым движением гребня Думаи возвращалась мыслями к Никее. Ей представлялся гребень в другой руке, дыхание над ухом; губы, мягкие, как лепесток, на щеке.
Поначалу она пыталась задавить эти образы. От них пахло одиночеством, безволием. Нельзя было мечтать о Никее – никогда, пока она жива.
Позже, в спальне, она передумала. Она позволила Никее заполнить темноту вокруг, и мечты показались ей правдивее любой яви. Никея в ее постели – теплая, мягкая.
Ничего дурного в том не было. Ничего дурного нет в мечтах. Мечта спасет ее от искушения сказать: «Да, я найду твой рыболовный крючок».
45
На Лазию налетели зимние ливни. Удалившись от обители, Тунува с Нинуру пробирались на юго-восток по лесной дороге, вилявшей между крутыми зелеными холмами; мимо полей, садов и домов. За два столетия многие лазийцы перебрались ближе к морю и к столице, где легче было пережить летние засухи, но многие еще оставались во внутренних областях, питаемых водами с Седовласых гор, носивших некогда пышную корону снегов.
Чтобы не навлечь беду на Нинуру, они двигались только ночами и обходили селения. Когда на дороге появлялись путешественники, они находили укрытие, и Тунува засыпала, видя во сне Эсбар.
Эсбар поворачивалась спиной к плачущей и молящей ее Сию. Эсбар подавала Анайсо чашу с ядом. Каждый раз Тунува просыпалась холоднее камня, и ей хотелось встряхнуться.
Эти сны проросли из ее тревоги. Много лет между ними не случалось столь резких размолвок. Впервые за три десятилетия каждая выбрала свою дорогу.
Тревожила ее и погода. Тунува никогда не видела снегопадов так далеко на юге, а в последние несколько дней среди дождевых капель мелькали снежинки. Небо оставалось сумрачно-темным, солнце в дымке походило на слепое бельмо.
Вскоре их проселок влился в шафрановую дорогу. Лиственные чащи и пышные долины уступили место красной земле. Каждую весну эти земли окрашивались лиловыми цветами крокусов, воздух насыщался запахами меда и сена. Сейчас на месте цветов остались лишь зеленые кочки, лишенные драгоценного наряда.
Тунува спешила. К утру они добрались до тракта Сутту – широкой дороги, протянувшейся от Нзены до южных окраин Лазии. Путницы отдохнули в дупле дерева и со звездами снова вышли в путь.
Не пройдя и лиги, Нинуру остановилась, принюхалась. Сбежав по откосу через пальмовую рощу, она вынесла Тунуву к растрескавшемуся берегу знакомого озерца, от которого теперь осталась мутная лужа. Здесь они нашли слинявшую шерсть ихневмона, кострище и два грязных подгузника. Видно, Сию не рискнула тратить время на стирку.
Тунува задавила в себе недобрые предчувствия. Сию понятия не имела об уходе за младенцем, только кормить научилась, а Лукири плохо брала грудь.
«Молю тебя, Мать, дай мне их найти!»
Нинуру прямиком вернулась на дорогу. Тунува все посматривала в небо, ожидая увидеть распростертые крылья.
По обтесанному булыжнику тракта двигаться стало легче. В тот день, когда дождь перестал, Тунува, промокшая и измотанная, высмотрела блеск солнца на водах реки Гедунью. Вдоль ее северного берега протянулся Буято, отмечая конец дороги. Чуть ниже по течению русло в последний раз расходилось, двумя длинными ветвями сбегая к морю.