День, когда пала ночь

Канта тут же взобралась в седло, обхватила ее рукой, а свободной уцепилась за заднюю луку. Сквозь промокшее полотно Тунува ощутила изгиб ее бедер. Нинуру снова понюхала реку. Она прыгнула с отмели и поплыла, оставив над водой только кончик носа. Толпа разразилась восторженными криками. Тунува вцепилась в мех, заправила ступни под веревку подпруги и понадеялась, что не ошиблась в своем решении.

Вдоль дальнего берега тянулась полоска пляжа. Пока Нинуру обсыхала, Тунува вытянула шею и заглянула за бурый обрыв, скрывавший своей тенью весь берег.

Сперва Нинуру пронеслась по ущелью – по тропке, отмечавшей самый безопасный путь. Потом Тунува коленями направила ихневмона в сторону и пустила по длинному откосу туда, где смыкались крутые стены. Надо было найти место для ночлега, невидимое для жителей Буято, – и повыше, чтобы не добрались даже лучшие скалолазы.

День угасал. Углубившись в сплетение красных лощин и расселин, Нинуру снова выбралась на солнце у самой вершины утеса. Легко пробежав по скальной полке, она забралась в пещерку. Тунува, сойдя с нее, предложила Канте накидку.

– Спасибо, – сказала, завернувшись, Канта. – Давно я не бывала в долине Радостных.

– Я дальше на юг вовсе не заходила.

Открыв седельную суму, Тунува достала кусок жареного змеиного мяса для Нинуру, которая жадно проглотила угощение и облизала ребрышки.

– Помню, хотела разведать дорогу по долине, но в Карментум меня не тянуло, так что отсюда я повернула обратно, – пояснила Тунува.

– Когда это было?

– О, давненько. Мне едва исполнилось тридцать.

– Тогда в Карментуме было меньше блеска. Новая глашатай ничего не жалела, чтобы принарядить свою республику.

Тунува вытащила тыквы:

– Припасов у меня на одного. Вдвоем придется обходиться впроголодь.

– Оставь припасы для себя, Тунува. Я перебьюсь.

– Питаешься воздухом и добрыми пожеланиями, Канта?

Та захихикала:

– Я уже говорила, мой боярышник даровал мне долгую жизнь. Еда меня утешает и согревает, но жить могу и на одной воде.

В долине и с ней было непросто. Протиснувшись между двумя скальными стенами, Тунува подтянулась на нависший козырек и нашла лужицу дождевой воды, как раз наполнить тыквы-горлянки.

Солнце уже потускнело до цвета темной бронзы, в ущелье стало холодно. Вернувшись к пещере, она вручила Канте полную тыкву и занялась Нинуру: проверила зубы и подушечки лап.

Не успела она вычесать из шерсти последние песчинки, как Нинуру замурлыкала, погрузившись в дремоту.

– Почему ушла Сию? – спросила, напившись, Канта.

Тунува задержала руку с гребнем. Эсбар приказала ей молчать, чтобы скрыть правду от Сию. Теперь уже не будет особой беды, если рассказать Канте.

Она во всех подробностях описала случившееся, утаив только, что убила Анайсо Хидат, – этого Сию не могла знать. Канта слушала, не выдавая своих мыслей.

– Надо найти Сию, – заключила она. – Ты об Анайсо еще что-нибудь знаешь?

– Его родители – пекари, у него две сестры.

– Это уже кое-что, хотя пекарей в Карментуме много.

Тунува кивнула, радуясь спутнице. Она дорожила Нинуру, с которой прожила жизнь, но ихневмоны от природы неразговорчивы и редко открывают рот без нужды.

– Откуда ты знаешь Карментум? – обратилась она к Канте.

– Прожила там несколько лет. Где я только не бывала. Даже на Востоке – давным-давно.

– Ты, верно, очень отважна, если забиралась в такую даль. Каково там, за Бездной?

– Как везде. Что-то отлично от нашего, что-то похоже. Богами у них водяные змеи. Почти все люди у тех в рабстве.

– Змеи… – Тунува запнулась. – Восточники… им поклоняются?

– Не все, но большинство. Дыхание их змеев холодное и нагоняет не огонь, а бурю. Иногда они терпят людей, но ждут от них повиновения, как и Безымянный.

Тихий мучительный стон, проникнув в пещеру снаружи, разбудил Нинуру.

– Какой жуткий звук, – поежилась Канта. – Можно подумать, сюда из Хрота добрались ледяные духи.

– Говорят, эта долина проклята божеством ветра Имхулом. – Тунува заметила, что невольно растирает плечи. – Ты когда-то вкушала от дерева сидена. Как ты переносишь холод?

Канта плотнее закуталась в плащ.

– Женщина, вкусившая сидена, навсегда становится светильником. Ее кровь – не вода, а густое масло, – сказала она. – Это масло крепко, оно передается даже детям, но без плодов мы не в силах поддерживать в себе огонь. Мы выгораем, и тогда приходит тень.

Она дрожала даже под плащом. Волосы у нее еще не просохли.

– Иди сюда, – тихо позвала Тунува. – Ложись со мной и Нинуру. Будем греть друг друга.

Женщина кивнула, благодарно и устало. Она шагнула через пещеру, села рядом с Тунувой, бедром к бедру, и обе, укрывшись накидками, прижались к Нинуру.

Ветер задул костер.

46

Запад

Глориан вглядывалась в Пепельное море воспаленными от недосыпа глазами. Волосы липли к щекам, ветер трепал на ней плащ.

На всех башнях горели огни – маяки для «Стригущего волны». На воде лежала серая пелена. Чтобы не думать о скрытом в тумане голодном ужасе, она воображала скрючившуюся в шлюпке мать и отца, согревающего ее своей медвежьей шкурой. Отец вскинул кулак, подавая знак кораблю.

– Глориан. – Джулиан тронула ее за локоть. – Мы на месте.