День, когда пала ночь

Вулф обернулся. Над лязгом оружия и зубов, над нечеловеческими воплями и завываниями врага взметнулись крики: Глориан Беретнет выехала из пещер под кличи боевых рогов, и за ее спиной бился красный плащ.

«Что она творит?!»

– Воины Иниса! – Глориан высоко подняла меч. – Слушайте!

Каким-то чудом ее услышали. Вулф выбрался из укрытия и не сводил глаз с подруги детства.

– Вы целую ночь сражались с огнем и ужасом. С победы Святого над Безымянным свет не видывал такой отваги, – провозгласила Глориан; белее простыни, волосы липли к потному лицу. – Настало первое утро весны. Святой послал мне знак, что этот день принесет святое знамение. Я клянусь вам, уже скоро!

Железные зубы, угли глаз. Вулф почувствовал зверя прежде, чем в лицо ударило жаркое дыхание. Развернувшись в грязи, он вскрыл ему брюхо ножом, выпустил на траву кровь и кишки.

– В пещерах шестнадцать тысяч народу. Вы одни стоите между ними и смертью. Вы не подпускали к ним смрадных гадов, пока я рожала, – кричала Глориан. – Смотрите! Вот Сабран, принцесса Иниса и Искалина, ваш щит против Безымянного!

И Вулф увидел. Она держала на сгибе локтя сверток.

Глориан отбросила назад плащ, и голос ее народа покрыл звон стали и вой чудовищ. Под плащом на ней была сорочка в пятнах крови.

– Вот обещанная вам наследница, оковы для Безымянного, – взревела Глориан. – Святой послал мне дочь!

После родов волосы ее висели мочалом. К ней обратились тысячи потрясенных лиц, а звери разразились лаем.

– Всю эту ночь я лила кровь за королевство. Вы видите пот моих трудов и кровь родильного ложа, – перекрикивала их Глориан. – Теперь я поручаю вам дочь, которую выносила вам на защиту. Держите вход. Защитите мою и свои семьи!

– Сабран! Сабран! Сабран!

– В бой за свое королевство, воины Иниса!

– Серд-це-Щит! Серд-це-Щит! Серд-це-Щит!

Она сумела и поразить, и пристыдить их. Клич разносился над равниной. Трит влил в него свой голос, и Вулф тоже. Он ощущал в воздухе перемену: воскрешение, ярость, решимость. Пусть близок конец света, но со смертью наследницы погибнет все, что от него осталось.

Он видел, как встают усталые бойцы. Вздымались копья, поднимались из грязи мечи, топоры рубили крылья, рога и чешую. Вновь взревели боевые рога. Вместе с песней взлетели стрелы.

– Иди к ней! – Трит сгреб Вулфа за плечо. – Вулф, уведи ее!

– Не помри здесь. Дай слово, Трит!

– Даю. – Трит пихнул его в спину. – Пошел, Вулф, ну же!

Вулф побежал. Мир расплывался перед ним. На полпути он поймал за повод оставшуюся без всадника лошадь и взлетел в седло.

– Глориан!

Она услышала. Их взгляды встретились над кровью и дымом.

И тогда Глориан Сердце-Щит сделала то, что даже ее отец счел бы безрассудством. Вулф увидел, как твердо застыло ее лицо – и она дала коню шпоры.

Быстроногая кобыла несла ее навстречу Вулфу, ржала, перескакивая полосы огня. Она оставляла за собой волны смятения, и герцогиня Глэдвин выкрикивала новые приказы лучникам. Вулф мчался все быстрей, сердце выскакивало из груди, в голове билась одна мысль: быть с ней рядом.

Кода они встретились, Глориан сунула дочь ему в руки.

– Ты что делаешь? – спросил ее сквозь гомон Вулф. – Глориан!

– Возьми ее. Забери отсюда. – Глориан тяжело дышала. – На юг, за реку. По лесовозной колее до холма вроде перевернутой чаши, там могила инисской принцессы. Спрячешь ее там, Вулф, в кургане. Не выходи, пока опасно.

– Глориан! – Вулф не сводил глаз с вопящего младенца. – Я не могу…

– Гребня не отстоять. Фиридел прилетит за мной. Спасай ее, Вулф. Кто-нибудь вас найдет. – Она склонилась поцеловать орущего ребенка.

– И ты с нами! – взмолился Вулф. Она покачала головой. – Глориан, ты здесь погибнешь. Здесь не останется живых.

– Пусть так. Я свой долг исполнила. И рада отдать жизнь в сражении, как отец. Я теперь свободна. И выбираю доблестную смерть. – Она коснулась его щеки и улыбнулась, заглянув в глаза. – Живи, Вулферт Гленн, лучший мой друг. Увидимся в Халгалланте.

Она развернула коня и ринулась в бой.

96

Восток

Муисима лежала неподалеку от Урамези – от города, выстроенного там, где Снежная дева пела свою песню-плач. Сейчас, на закате, трудно было разглядеть остров изгнанников: на его безлюдных берегах никогда не горели маячные огни.

Фуртия летела в числе еще семи драконов, звездочки мерцали на стыках ее чешуй. Думаи всмотрелась в улицы Урамези, нашла глазами огни между крышами – там сжигали погибших от болезни, превращая их в бессонные призраки. Сюда, верно, попал и ее дед. Нашлась лодка, чтобы донести его к такому концу.

Заканчивался город отвесным обрывом. Невиданные волны Бездны разбивались о скальную стену. Самый высокий утес стоял поодаль от воды, копейным наконечником указывая на остров и угрожая изгнанникам, которые осмелились возмечтать о родине.

Горизонт окрасился последними отблесками заката. Красными огнями осветился край утеса. Думаи щурилась, синий камень холодил ей грудь.

«Фуртия, к тем кострам. Нам туда».

«Рядом зверь из глубин земли, – ответила Фуртия. – Тот, которого мы видели раньше».