День, когда пала ночь

В этом горько-соленом озере не водилось ничего живого. Она набросила его на Дедалагана, и тяжелые воды разбились о его крылья. Он бессильно забил ими и грохнулся наземь; пар, вскипевший в горниле его брюха, рвался между чешуями, бурление воды заглушало вой чудовища.

Эсбар метнулась к распростертой на песке Сию, подхватила волшебное копье и, расплескивая воду сапогами, ринулась на Дедалагана. Тунува вливала в змея озерную воду, пока струя не прорвалась сквозь ослабленную чешую, – и тогда Эсбар погрузила наконечник в плоть под брешью, прямо в сердце.

Дедалаган взвыл. Последним усилием воли Тунува подняла озеро, отвела от Эсбар и Сию и с грохотом уронила на прежнее место плещущую воду. А когда подняла взгляд, в облаке пара лежал неподвижный змей.

Пока подоспела Тунува, Эсбар уже баюкала на руках мокрую насквозь Сию. Она потянулась к Тунуве, и они вместе плакали под бородатой звездой – держась друг за друга и держа на руках девочку, любимую обеими.

99

Восток

Она забыла все, что было до бури. Буря, вырвавшаяся из пасти драконов, затянула темное небо над Урамези. Далеко внизу, на земле, продолжалась бойня.

В небе шла война.

Небо сотрясалось грохотом, раскатами грома. Таугран призвал осаждавших город змеенышей, и те чайками кружили с ним рядом. Бездна бросалась на утесы Урамези.

Весь Сейки ревел.

Остров вспыхивал в глазах Думаи и снова темнел – и снова, и снова. Когда-то, давным-давно, над ним светила луна – ее не стало, ее поглотила буря. Синий камень лежал далеко внизу, и все равно боги вбирали его силу, черпая ее в самом воздухе.

Дождь до костей промочил Думаи. Она была сейчас холодна, как Фуртия; кожа и чешуя слились воедино, и она не знала, чей гнев ведет их. В ней осталось лишь стремление – уничтожить ту тварь, что летела впереди и пыхала из гнусной пасти огнем под яростные крики драконов.

«Огонь. – Это была одна мысль на двоих, Думаи и Фуртии. – Огонь восстал из глубин земли».

Ладони Думаи тонули в драконьей гриве. Она плясала с серебряными колоколами и золотой рыбой, протягивала радугу сквозь кукольный дом и знать не знала, зачем это надо. Огонь восстал.

Огонь должно потушить.

– Да, – в один голос прошептали они. – Да.

Таугран пролетел мимо, его золотая чешуя отразила зарево. Фуртия пыталась ухватить его зубами за хвост – не успела, опять ушел. Огромный зверь был текуч, как вода. Досадливый рык Думаи поддержала дракана, а их обеих – раскат грома.

Вилы молний били с неба в землю, поджигали флот в гавани. Фуртия перевернулась в воздухе, погналась за змеем. Думаи, оскалившись, вцепилась в ее гриву.

Снизу подлетали новые драконы. Они сдували змеев штормовым ветром, не подпускали к людям, бегущим от битвы в глубину острова. Мимо Фуртии пронесся выпущенный из гигантского арбалета гарпун, ударил в грудь змееныша. Думаи на него не смотрела, ей нужен был Таугран. Она жалела, что не может слышать в мыслях его голоса, как слышала голоса богов. Она хотела услышать голос хаоса.

Она хотела услышать его предсмертный вопль.

Погоня продолжалась. Змей чинил смятение на земле, жег ее. Фуртия летела за ним сквозь поднятый его крыльями палящий шквал. Другие драконы вились вокруг, со всех сторон забрасывая Тауграна молниями.

Думаи все сильнее сковывал холод. Темным уголком сознания она понимала, что истекает кровью. Засевшая в ребрах стрела рвала ей мягкое нутро.

Речной хозяин ее убил. Расставил ловушку в расчете, что ей донесут о грозящей Сузумаи опасности. И собрал свою стражу, чтобы вернее добиться ее смерти – от стрелы или от змеева огня.

Нойзикен и Купоза. Сколько потрачено на пустое соперничество. Ей бы исцелять истерзанную землю, ей бы перерыть все записи в хранилищах Востока в поисках объяснения, что это было и как не дать этому повториться.

Думаи отбросила ненужные мысли. Порыв драканы теснил ее человеческую память. Она ухватилась за воспоминание о Сузумаи, о матери, о бабушке, о Никее, обо всех былых Нойзикен. Великой императрице больше не выносить ребенка, даже если речной хозяин сохранит ей жизнь.

Вот и конец радуги.

Стало темно. Дыхание у нее срывалось. Она еще держалась, ветер относил назад волосы. Она воображала, что этот холод – вовсе не смерть, а песня-зов великого Квирики.

Таугран обдал огнем побережье, поджег уцелевшие лодки. И Думаи почудилось, что не будет этому конца – страданию, ужасу.

Квирики сделал трон для юной женщины и велел ей беречь этот остров. Думаи рада была бы соблюсти договор, заключенный встарь в сердце бури. Она отдала бы весь род Нойзикен за спасение Сейки. Она была бы верна слову до последнего вздоха.

Фуртия вырвалась из собственного облака в ясное небо. Одно прекрасное мгновение она летела в тишине. Ни дождя, ни грома, ни пламени. Думаи оглянулась, поискала взглядом Тауграна. С ее ресниц капал дождь. Кожа онемела на ветру.

«Вот она, дитя земли. Вот звезда. – Фуртия подняла голову. – Теперь наше время».

Думаи взглянула и увидела светоч в темноте – беспорочный, чистый блеск серебра.

«Звезда принесла нас в этот мир, – говорила ей Наиматун. – Длиннохвостый светоч из черных вод творения».