День, когда пала ночь

Завыл, заглушив все иные звуки, ветер. Думаи цеплялась за Фуртию, ветер обжигал ей лицо, и небо принимало смеющуюся всадницу как старого друга. Ей нечего было бояться в небе!

Фуртия Буревестница поднималась к солнцу, и Нойзикен па Думаи летела с ней, как летала раньше во сне.

Вечер накладывал последние мазки сумерек. Фуртия обгоняла облака, серебря их светом своего гребня.

Думаи дышала чистотой. Одежда облепила тело, но она и холодом наслаждалась, как бы ни текло из носа.

Очень нескоро темнота дала трещину. Лава изливалась из земли, испуская густые клубы пара. Думаи впервые в жизни увидела море – но море осталось незамеченным, не отложилось в памяти. Она до боли в глазах вглядывалась в огненную реку.

Задолго до явления Квирики земля Сейки ворочалась, вздрагивала, дышала чадом. Когда на острове поселились драконы, она успокоилась и теперь разве что выдыхала пар из горячих источников, но, когда боги уснули, гора пробудилась.

Огромное тело Фуртии скользнуло в пещеру, где пересушенный воздух застревал в горле. Слишком жарко. Думаи сползла вниз, спружинила коленями и повернулась к дракане:

– Великая, проси от меня, чего пожелаешь.

Она еще не договорила, когда что-то сжалось у нее внутри. Недоброе здесь было место.

«Я принесла тебя сюда, чтобы показать хаос».

Думаи сосредоточилась. От усилия беседовать мыслями у нее разболелась голова.

«Где?»

«Здесь выходит тоннель из глубин. – Фуртия продвинулась глубже в пещеру, и Думаи, придерживаясь за ее чешую, пошла рядом. – Вот».

В пещере перед ними текли, шкварчали и шипели расплавленные камни. Несколько долгих мгновений спустя Думаи увидела на фоне их жаркого свечения девять валунов – почти с нее ростом, в паутине светящихся трещин.

– Что это?

Усилилось то ужасное ползучее ощущение зла, силы будто вытекли из ее ног. В пещере с раскаленной лавой Думаи дрожала под промокшей одеждой.

«Равновесие мира нарушено. Огонь внизу стал слишком горяч, слишком быстр. Еще не вернулась звезда, чтобы его остудить. – Во рту Фуртии мелькал язык. – Я чую такие же за морем».

– Где? – спросила вслух Думаи. – Где за морем?

«Ближайший – к северу от этого острова».

Севернее Сейки лежало немало земель, но первой был Сепул, где правили королевы.

Фуртия, подобравшись к валуну, дохнула на него паром.

«Недолго ждать, пока оно расколется. Я сразила породившее его создание – потерянное и одинокое. Счастье было на нашей стороне».

Из трещин тянулись свет и дым.

«Отложены и другие. Много других. – Дракана обратила взгляд на Думаи. – Летим со мной за море, узнаем, много ли открылось».

Думаи смотрела на камни:

– Что из них выйдет?

«Хаос и погибель».

Валуны всё светились изнутри, исходили паром. Думаи снова встала перед Фуртией на колени.

– Великая, не знаю, можно ли мне лететь, – заговорила она; дракана следила за ее жестами. – Императорскому дому угрожают изнутри, его подрывает клан Купоза. Если я покину отца, он может лишиться трона, завещанного нашему роду великим Квирики.

«Род и трон ничего не значат. Ваши распри ничего не значат. Если взойдет огонь, сгорит все. – Фуртия опустила голову, обдав Думаи холодным дыханием. – Твой предок обещал нам. Обет между морским драконом и порождением земли – в сердце вихря они дали клятву вечно хранить друг друга».

Блеснули белые драконьи зубы.

«Ты хочешь нарушить клятву?»

Думаи подняла глаза. Сердце стучало, как град по крыше. Да, она принцесса, но еще она певица богов, и вот бог наконец ответил ее песне.

– Ни за что, – сказала она. – Твоя воля – моя воля.

27

Север

Король Бардольт провел с Иссин несколько часов. Вулф тщетно пытался уснуть в искусственной темноте зала. Рядом не спал Трит – лежал, заложив руки за голову и катая желваки на скулах.

Под крышей не видно было примет времени, но, по догадке Вулфа, Иссин вышла к полуночи. Она прятала руки в рукава, а лицо – под капюшоном. Бывшие снежные провидицы после обращения почти все вытемнили себе волосы, но ее блистали белизной.

– Долгонько они там просидели, – шепнул Трит. – Как думаешь, о чем говорили?

Вулф смотрел на закрытое крышкой отверстие дымохода:

– В Лазию Безымянный принес чуму. Такую страшную, что сам Святой не смог рассказать об увиденном.

– Его милость тоже постарается это замолчать. – Трит перевернулся на бок, к Вулфу лицом. – Во имя Святого, надо же что-то делать! А если зараза пойдет дальше?

Они лежали вплотную. При слабом свете ближней свечи Вулф вбирал в себя Трита: ямку на горле – там, где сходились ключицы; темную поросль на челюсти и верхней губе. Его вдруг потянуло провести по щетине пальцем, проверить, мягкая она или жесткая.

– Трит, – заговорил он, – я тебе что-то скажу, только обещай оставить это при себе.

– Конечно. Я что, похож на Карлстена?

– Я видел кое-что под водопадом.

– Что? – Трит приподнялся на локте, но Вулф покачал головой. – Мне можешь ска…

Он поморщился от пинка лежавшей позади Саумы.

– Ребра Святого, – пробормотала она. – Хорош шептаться, вы, двое!

Трит беспомощно покосился на Вулфа. Саума вновь опустила голову на пол, и они тоже. Вулф пролежал без сна всю ночь – вспоминал огонь внутри тех камней.