Она сидела с Джулиан у мраморного фонтана. В основании черепа затаилась боль. Еще с весны в ее снах стала появляться далекая, одетая в тени и туманы фигура. Она не двигалась, не заговаривала. Сновидения нагоняли холод, словно Глориан спала не на постели, а на снегу.
Между тревожными ночами лениво тянулись дни. Отчего такая жара, никто не понимал, ведь солнце светило совсем слабо. Оно, одетое мглой, порой окрашивалось мутным багрянцем, и края диска казались острыми, как лезвие.
Ее шестнадцатилетие отпраздновали скромно. Не было ни послов из других стран, ни танцев, ни республиканцев, ни мыслей о браке и ребенке.
Прошел еще год, а обручение все не давало ей покоя. Иногда ей хотелось отделаться от обещания, хотелось походить на лебедей или волков, выбирающих пару на всю жизнь природным чутьем. Рыцарь Верности повелел каждой душе связать себя брачными узами с другой. Многие находили в том счастье, она же не могла отбросить тревоги.
Насколько бы ей проще жилось, будь у нее желания, как у всех.
Глориан посмотрела на своих дам. Хелисента в тени каштана трудилась над героической поэмой. Адела, откинувшись на древесный ствол, отправляла в рот поздние вишни. Хелисенте случалось подсовывать в карман или под дверь девицам стихотворные послания, но дальше того ее ухаживания не шли. Адела вовсе никем не интересовалась.
А вот Джулиан вечно искала спутника жизни и в выборе была свободна. Ее старший брат, наследник княжества, уже обзавелся потомством и предоставил сестре поступать, как ей угодно.
– Что тебя тревожит? – спросила она Глориан.
– Ничего. – Встретив взгляд Джулиан, принцесса вздохнула. – Может, об этом лучше рассказать в святилище.
– Что, совершила страшный грех?
– А как же, и не один.
Они замолчали при виде подошедшей Сильды Йеларигас – в платье из белого шелка, которое подчеркивало ее медную кожу и черные волосы, волной стекавшие на плечи.
– Доброго утра, дама Глориан, – на искалинском поздоровалась Сильда. – Нельзя ли мне поговорить с дамой Хелисентой?
– Конечно, – на том же языке ответила Глориан, – если она не против.
Хелисента встала, заткнула за пояс пергамент. Подойдя к искалинке, она взяла ту под руку. Глориан проводила их взглядом.
– Как благородный Осберт? – обратилась она к Джулиан.
– Пишет часто – и выразительно.
– Ты могла бы за него выйти.
– Рано еще. Мама сказала, до двадцати никаких свадеб. Глориан, – ласково сказала подруга, – браки редко заключают раньше семнадцати. Пойми, ничего такого нет в том, что тебе пока не хочется.
«А если никогда не захочется?»
От необходимости отвечать Глориан избавили двое подошедших герцогов Духа. По дорожке шагали Робарт Эллер и рослый, как башня, Дамад Штиль – герцог Доблести и глава казначейства. При виде Глориан оба почтительно склонили голову – и прошли мимо.
– Вид у них встревоженный, – отметила, играя с ожерельем, Глориан.
– Это после собрания Совета Добродетелей. Мама говорит, всюду засуха. Некоторые ручьи и реки совсем обмелели – Леноу, Барт… Доносят, что люди кое-где переходят Лимбер, не замочив ног, а лодки садятся на мель. И хорошего урожая не ждут, так что будущий год будет тяжелее обычного.
Глориан помрачнела. Ей не приходило в голову, что дождливый Инис когда-нибудь будет нуждаться в воде.
После извержения горы Ужаса что-то переменилось в мире. Зловещий цвет солнца предвещал недоброе. В прошлый раз вместе с огнем эта гора выпустила на волю Безымянного.
– Ваше высочество! – к ней подошел гонец. – Королева Сабран требует вас к себе.
Дурные предчувствия нахлынули новой волной. Глориан смахнула пот с лица, пригладила волосы. Было у матери обыкновение призывать ее к себе именно тогда, когда она в нелучшем виде.
Королева Сабран находилось в своей палате Уединения. Лиума сидела рядом, обшивая кружевом ее платье. Госпожа гардероба улыбнулась вошедшей принцессе. Прежде Лиума была еще строже Флорелл, но немного смягчилась с годами.
– Глориан, – заговорила королева Сабран, – надеюсь, твои занятия с наставниками не прошли сегодня даром.
– Да, матушка. Я занималась религиозными писаниями и осваивала сложные выражения на искалинском.
– Хорошо. Тебе следует отточить произношение, – заявила мать. – Жанаста руз зунга, фаураста руз херза.
«Знающий многие языки правит многими сердцами». Глориан отогнала робость.
– Атха мейсо ауда, – ответила она, стараясь точно выговаривать слова, – Са хауза ту андуги гала хаураста.
– Превосходный выговор, – одобрительно кивнула Лиума. – Прекрасно, ваше высочество.
– Да. Подойди, – велела королева Сабран. – У меня для тебя известие.
Глориан села к столу напротив матери, а Лиума поставила перед каждой кубок тонкой работы – из рубинового стекла, одетый в железное кружево.
– Какая красота! – залюбовалась Глориан.
– Подарок карментцев. Их тщательно отмыли.
Понимание обрушилось не сразу. Ей не приходила в голову мысль о ядах.