День, когда пропала Вероника

– И приносить три копейки? – вдруг сник Иван, тяжело вздыхая. Очевидно, что тема собственной невостребованности была его больной мозолью.

– Знаете, Иван, мир сейчас так меняется, что женщина сама может приносить деньги в дом, в то время как мужчина будет о нем заботиться, – пожала плечами Дина, искренне желая утешить гостеприимного хозяина.

– Только не здесь, – покачал головой Иван, – здесь время остановилось. Здесь мужчина добытчик, а соленья крутит женщина.

– Надо же кому-то ломать стереотипы, – улыбнулась Дина и устремила плотоядный взгляд на банку с огурцами, – это будет большой наглостью, если я попрошу вас угостить меня вон теми огурчиками? Я могу их купить, – спохватилась она.

– Ну что вы, я с удовольствием вас угощу! Сейчас картошку поставлю.

* * *

Наверное, она могла бы говорить с этим некрасивым, но очень трогательным и ранимым парнем до самого утра. Да что там, она, наверное, и с дьяволом бы проговорила лишь бы не оставаться наедине с собой и собственными мыслями.

После ужина она, несмотря на протесты Ивана, помогла ему вымыть посуду, а затем, дождавшись, когда он примет душ и пожелает ей спокойной ночи, долго лежала в ванной и бездумно рассматривала потолок, безупречно чистый, но медленно проигрывающий битву времени. Некогда белую краску уже покрыла желтая патина, по углам разбежались предательские трещинки, она даже пересчитала их. Двадцать восемь и намечающаяся двадцать девятая. Белый кафель, наподобие того, что был в ванной родственников Вероники. Блестящая старая фаянсовая раковина. Здесь было мило и уютно, но отчего-то ей хотелось выть, кричать и вырваться из этого нормального мира, где, наверняка до смерти матери Ивана царили любовь, нежность и взаимопонимание.

Она не принадлежит милой нормальности. Она преступница, пария, зло захватило ее. Ей вдруг показалось, что вода в белой, потрепанной временем ванной темнеет, словно та чернота, что была внутри у нее, изливается и покрывает все вокруг смоляными маслянистыми пятнами.

Резким движением она встала и уткнула лицо в мягкое пушистое полотенце, любезно одолженное хозяином до того, как она разживется собственным. Дина вдруг отчетливо поняла, что этот момент, наверное, никогда не наступит. Что правильней и легче всего будет просто пройти в большую просторную комнату, выйти на милый балкончик, усаженный ухоженными растениями, открыть раму и перегнувшись, оборвать все страдания несколькими секундами свободного полета. Подумала и рассмеялась. Какая же она дура и неудачница. Это же первый этаж, куда она упадет? На клумбу?

Одевшись и наспех расчесавшись, Дина осторожно, чтобы не разбудить хозяина, прошла в свою комнату. Телевизор включать не стала. Темнота обрушилась, стоило ей лечь в постель, и вновь стало тяжело дышать.

Она убила Родиона. Человека, которого она любила больше жизни. Да, пускай он предал ее и сломал, она все равно продолжала его любить. А сейчас его больше нет, и она превратилась в утку, которую рано или поздно догонит гончая.

Может быть сдаться? Провести остаток жизни в тюрьме? Там, по крайней мере, будут кормить и подчинят ее жизнь строгому порядку. Возможно, она найдет спасение в рутине. Когда не нужно ни о чем думать, когда все решают за тебя – когда вставать, гулять, мыться, ходить в туалет и ложиться спать. Ты отупеваешь, превращаешься в животное. А какая рефлексия у животного? Никакой.

Да, наверное, так будет лучше. Что она о себе возомнила? Что сумеет жить под чужой личиной и ничем себя не выдать? Она же не героиня кино, она обычный человек, которому такие задачи не по плечу. Завтра же отправится к этому Иннокентию и сдастся. Про женщину, которая ей помогла, ничего не скажет, чтобы не подставлять ее.

Погруженная в собственные мысли, она не заметила, как уснула, а проснулась от дурманящих запахов, среди которых четко различила аромат свежезаваренного кофе и еще чего-то из детства. Захотелось бежать на кухню прямо в пижаме, но затем она вспомнила, что в доме не одна. Тихонько проскользнула в ванную, умылась, оделась и, по завету спасительницы, все-таки накрасилась. Пойдет в тюрьму красивой, мрачно усмехнулась сама себе в зеркале.

Иван, увидев Дину, неожиданно трогательно смутился и залепетал:

– Инна, присоединитесь ко мне за завтраком? Я гору оладий нажарил, вот сметана, варенье. Попробуйте еще клубничное, мне кажется, неплохо получилось в этом году, – он кивнул на стол, где в старомодных вазочках рубиново мерцала сладкая тягучая жидкость.

Дина почувствовала, как желудок свело от голода. Хотя бы позавтракает так, чтобы вспоминать об этом до конца жизни.

Оладьи и варенье были божественными, и Дина с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза и не застонать от блаженства. Иван старательно развлекал ее байками из школы, но все они были невеселыми. В районной школе, куда его занесла судьба, английский и Шекспир были никому не нужны. Его ученики так прямо ему и говорили, мол, отстаньте от нас Иван Иванович, мы все равно из школы в пятнадцать лет уйдем на завод работать.