Человек, проводивший в среду рекогносцировку на балконе восьмого этажа дома на Большой Бронной, коротал вечер в очень скромной «однушке» в Вешняках. Кто-нибудь еще, подверженный сезонным депрессиям, наверное, заскучал бы на его месте, а то и затосковал. На двор между близко стоявшими домами опустились сумерки, о жестяной подоконник ударили первые капли дождя. Соседи сверху принялись пылесосить пол, соседи справа врубили на полную громкость магнитофон. «Перемен, мы ждем перемен!», – пел Виктор Цой.
Но этот человек не умел тосковать и не стремился к переменам в своей судьбе. Он еще раз мысленно повторил, что и как должен будет сделать днем в воскресенье. То, что понадобится ему для выполнения задания, доставят на место другие люди. Каждый в их подразделении знает свой маневр.
– Дилиннь!
Единственный жилец квартиры, не вставая с дивана, взял со стоявшего рядом стула мобильный телефон.
«Привет! Скоро будут заморозки. Одевайся теплее», – гласило смс.
Человек не удивился сообщению. Удивляться он давно уже разучился, пройдя через разнообразные переделки. Операция отменена? Наверное, так надо. Наверху решили, он выполнит. Будут и другие задания, другие операции. Жизнь продолжается.
Третий секретарь посольства Великобритании в Хельсинки Роберт Хьюз уже был настроен отлучиться на обед в свой любимый ресторан на улице Кайсаниеменкату, когда ему доложили, что встречи с ним требует какой-то русский. Субботнее дежурство, всегда являвшееся рутинным делом, в этот раз, кажется, приготовило ему сюрприз.
Среди прохожих в центре финской столицы русский вполне сошел бы за местного жителя. Это был рослый блондин с бесстрастным лицом без усов и бороды, с широкими плечами и хорошей спортивной осанкой. Куртка, костюм, галстук, рубашка и ботинки на нем были из магазинов для людей весьма среднего достатка, но не выглядели слишком уж поношенными. Коллеги Хьюза из советского посольства обычно одевались и обувались чуть лучше.
Визитер сразу взял быка за рога (так вроде бы выражаются его соотечественники).
– Моя фамилия Булатов, я полковник Второго главного управления КГБ СССР, – заявил он. – Прошу политического убежища. Свяжитесь с Лондоном, пожалуйста.
Обед в ресторане бесповоротно отменялся.
Эпилог
Алексей вместе с Татьяной стоял на углу Пушкинской площади, около редакции «Известий», и смотрел на начинавшийся митинг. Желающие всё прибывали и прибывали. У металлоискателей за оцеплением по обе стороны улицы Горького и на Большой Бронной было темно от скопления людей. Здесь, ближе к ним, в толпе оказалось особенно много ребят и девушек студенческих лет и школьников. В руках у взрослых были самодельные плакаты: «Требуем политической реабилитации Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе!», «Коррупция – раковая опухоль государства!», «Больше демократии – больше социализма!». Остальные лозунги с этой позиции не читались.
– Ничего себе, – сказала Татьяна, – я такого в жизни не видела.
– Я больше видел, притом раз в несколько. Весной девяностого года, на Манежной. Правда, только по телевизору, – заметил Алексей.
– Не пошел?
– За пятьсот километров? Я же приезжий, лимита.
Одежду части демонстрантов украшали значки: на одних выделялись полоски российского триколора, на других, кажется, мелькало чье-то лицо. Изловчившись, Гончаров поймал за капюшон пробегавшего мальчишку лет тринадцати.
– Вы что?
– Пресса! Только посмотрю.
С металлического кругляша на них смотрел, конечно, Михаил Сергеевич из тех бурных лет. Молодой, уверенный в себе, еще не прибитый неудачами, злобой, изменой. С тем самым пятном на лбу, которое сначала ретушировали, а потом бросили – и это тоже стало приметой перемен. И глаза у него были веселые.
– Второго нет? – спросил Алексей.
Мальчишка отцепил от куртки свой.
– А ты?
– Я себе еще найду. Берите!
Татьяна взяла значок в руки, рассмотрела в подробностях.
– Они верят, что он вернется?
– Не думаю, – Алексей пожал плечами. – Он, скорее, символ для них. Хотя Дубчек вернулся осенью восемьдесят девятого31.
– Кто?
– Ах, да, вы этого в школе уже не проходили.
– Я дикая, да? Да? – Татьяна незаметно ткнула его локтем под ребра.
Корреспондент «Правды» улыбнулся.
– Да. Дикая, но симпатичная. Глянь, кто идет…
Сбоку, от улицы Горького, к ним через густую толпу пробирался Денис. Он очень даже неплохо выглядел после своего сидения в подполье. Сегодня явно побрился, надел кожаную куртку на меху, как у заграничного летчика из голливудского фильма про войну, повязал оранжевый шарф и увенчал свой наряд вязаной шапочкой с модным лейблом.
– Ты прямо как вождь оппозиции, – сказал Алексей, смягчая некоторую неловкость шуткой.
– Тебя самого из газеты не вытурят за присутствие на таком сборище? – отозвался Денис.
– Теперь уже, наверное, пожизненно не вытурят. Разве что, в самом деле, замыслю революцию устроить.
Денис хохотнул в ответ и легонько двинул приятеля кулаком в живот.