День конституции

Снова были коридоры и переходы. За ними – приемная, обшитая деревянными, на вид уже не новыми, панелями. Там он увидел полковника Колыванова, китель на котором был слегка помят. Тот взглянул на Алексея с изрядной, как показалось журналисту, долей удивления и хотел что-то сказать. Но не успел: третий мужчина в костюме и галстуке, материализовавшийся откуда-то сбоку, опередил его.

– Николай Иванович ожидает. Проходите.

С этими словами он распахнул перед Колывановым и Гончаровым тяжелую дверь цвета мореного дуба.

Пообщаться с Колывановым журналист сумел только после аудиенции у президента. Их ненавязчиво попросили еще немного побыть в Кремле. «Пока мы не уладим кое-что», – сказал начальник охраны.

Стоя на улице рядом с желтым административным корпусом, полковник рассказал Алексею всю историю со Шмаковым и его посмертным рапортом министру обороны. Утром по телефону они обменялись только несколькими фразами об этом, а Рыжков задал Колыванову лишь несколько уточняющих вопросов. Гончаров в свою очередь кратко обрисовал бывшему сослуживцу ситуацию с планом «Журавли».

– Возможно, за этим стоят одни и те же люди. Уж очень по времени всё совпало, – подытожил он.

Впрочем, теперь Колыванов и сам многое понимал.

– Он у тебя с собой был? – спросил он, имея в виду копию совершенно секретного документа.

– Нет. Мой коллега отвез его на Старую площадь, сразу после нашего разговора по телефону, – сказал Алексей. – Отдал товарищу из аппарата ЦК.

– Но меня-то… меня в Москву на бомбардировщике доставили, на «Су-24»! Как в кино, только не помню, в каком, – Колыванов только головой покачал.

– Когда за дело берутся член Политбюро, министр обороны и президент, вопросы решаются гораздо проще, – заметил корреспондент «Правды».

Во время ожидания в «Шереметьево» ему труднее всего было сохранять спокойствие, не имея ни малейшего понятия о том, что происходит после его челобитной Большакову. Полученные от Татьяны бумаги Алексей тщательно упаковал в большой плотный конверт с логотипом «Правды», изображением ее орденов и призывом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Конверт он несколько раз обмотал скотчем. К бумагам из КГБ приложил рукописное сообщение с комментарием от себя лично, а также изложением просьбы Колыванова насчет министра или президента.

Антону Лапочкину он продиктовал самый секретный номер Олега, не значившийся ни в одном справочнике, и велел сказать, что пакет – от главного редактора газеты. «Меня упоминать не надо, когда будешь звонить с проходной. Это наши с ним особые дела по линии ЦК, понимаешь?» – многозначительно прокомментировал он. Антон сделал важное лицо и энергично покивал в ответ. Добрейший Егор Тимурович ещё находился в Венесуэле, так что проверить истинность данного утверждения Лапочкин никак не смог бы, даже если бы вдруг захотел.

Конечно, сидя в аэропорту, Алексей очень хотел позвонить Лапочкину в «Правду» и узнать, дошел ли пакет до адресата. Но он прекрасно понимал, что каждое его движение фиксируют очень-очень внимательные люди, возможно, умеющие даже по движению губ определять, что говорит объект слежки. Он забраковал и вариант с телефоном-автоматом, звонок с которого могли перехватить. Поэтому оставалось усиленно делать вид, что ему хочется спать после ночных утех, и гадать о том, что может последовать дальше…

Небо над Кремлем было ясным. Слабая облачность не мешала осеннему солнцу радовать туристов на его незакрытой территории, а также постоянных обитателей. Было свежо, но не холодно. Бабье лето пока продолжалось. На верхних этажах желтого корпуса несколько окон было даже распахнуто для проветривания.

– Наш министр не промах, – констатировал Колыванов. – Ты понял, что спецназ в Москву не случайно подтянули? Все к седьмому числу готовились.

– Я до сих пор опомниться не могу, – признался Алексей.

Полковник только хмыкнул.

– Я тоже. Когда звонил, и не думал, что ты мне такой визит устроишь.

Алексей впервые за этот долгий день улыбнулся от души.

– Мне кажется, нам всем просто очень повезло.

– А это как на войне, – ответил Колыванов. – Кому-то везет, а кого-то уносят ногами вперед.

Генерал-полковник Сергеев выехал из Кремля через Спасские ворота, когда уже начало темнеть. Люди, гулявшие у Лобного места и собора Василия Блаженного, и не подозревали, кто сидел внутри черного правительственного «ЗИЛа», впереди которого катила милицейская машина с мигалкой. Для них просто наступил вечер новой пятницы, следом за которой начинались новые выходные.

Слышался смех, возгласы на разных языках. Девушка-экскурсовод с табличкой на длинной рукоятке созывала в кучу своих подопечных – судя по надписи на картонке, то были беспокойные итальянцы. Один гость из Китая, почему-то уже в теплом пуховике, с сосредоточенным лицом снимал группу своих соотечественников на фоне ГУМа. Ребята и девчонки лет четырнадцати-пятнадцати пытались прокатиться по брусчатке на роликовых коньках.