День коронации

– Ну, да, шпионская аппаратура, дело серьезное, – пограничник кивнул с таким деланым пониманием, что Нику тошно стало. – Вы с ней поосторожнее в городе. Остались сутки до коронации, люди немного возбуждены. А вы же не хотите встретить самый интересный день за всю историю человечества лежа в травматологии?.. Ну, ладно, не за всю историю, но от Вознесения Христова – точно.

«Да ты философ, – подумал Ник. – Правда, философия у тебя висельная. Чем может быть интересен день, когда начнется война, которую вы сами накликали себе на головы? Ах, конечно, тем, что она вдруг не начнется. Верьте. Блаженны верующие».

– Желающих приехать… сами понимаете, негусто. Боятся. Кому охота, чтобы тебя свои же разбомбили. А все, кто хотел уехать, давно сделали это. Основной поток был весной. Окончательно иссяк на прошлой неделе.

– Все, кто хотел… А кто хотел, но не мог?

– А кто не мог, тому помогли. – Пограничник равнодушно пожал плечами. – За государственный счет.

– Вы сами-то в это верите? – спросил Ник.

– В каком смысле? – удивился пограничник. – Вы с Луны свалились, юноша? Миллион беженцев, Европа на ушах стоит. Всем, изъявившим желание предать Родину, благодарная Россия предоставила билет в один конец. У нас здесь этих бесплатников не было, самолетом только за свой счет, но на вокзалах ад кромешный творился. Чемодан – вокзал – Берлин… Ну-с, проходим, молодой человек, проходим.

– Получается, не всей страной решили, верно? – Ник сам не мог понять, что его вдруг так заело. Кажется, он просто хотел расшевелить этого горе-патриота на зарплате, притворившегося сонным, потому что на большее не хватает актерских способностей.

– Девяносто процентов – мало вам? Давно у вас в Америке девяносто процентов голосовало хоть за что-нибудь?

– Вы же сами знаете, что референдум нелегитимен, прошел с нарушениями и не признан мировым сообществом.

– Да нам пофиг, – сказал пограничник, глядя в сторону. – А вот тоже вопрос: почему у вас красная лампочка не загорается, когда вы пишете?

– Где? – удивился Ник.

– На слово «где» есть хорошая рифма. – пограничник медленно поднялся из-за стойки. – Откуда я знаю где. Но, по идее, должна быть красная лампочка. Может быть, в глазу?

– Да не пишу я! Просто хотел знать ваше мнение.

– Мнение такое, молодой человек, – проходим, не задерживаем.

– Кого? Тут никого нет.

– Меня. Я закрываю границу Российской империи на обеденный перерыв.

Ник ждал, что пограничник хотя бы глазами усмехнется своей шутке, но тот был как каменный. Даже, скорее, деревянный. «Ivan the Fool, an Iron Man with a wooden head», как говаривала мама. Может, они тут не видят ничего странного в закрытии границы аж целой империи на обед.

Ник закинул рюкзак на плечо.

– А ведь вы правы, – сказал он миролюбиво. – С лампочкой было бы лучше и проще. Наверное, можно поставить светодиод на ошейник. Не знаю, почему так не сделали. Но все равно его будет плохо видно. Это у меня еще волосы короткие…

– Идите уже, вас люди ждут, – процедил сквозь зубы пограничник и мотнул головой в сторону дверей.

Ник удивленно поднял брови.

– Вы имеете в виду полицию?

Пограничник тяжело вздохнул и ссутулился, будто из него выпустили лишний воздух. Сунул руку под стойку и чем-то там щелкнул. Ник вдруг почувствовал себя беззащитным, почти жертвой. Это было непривычно и волнующе, даже на миг закружилась голова. На всякий случай он включил-таки запись и порадовался, что у него при этом не загорается красная лампочка в глазу.

– Что вы делаете?!

Пограничник вышел из-за стойки и взял Ника за ладонь, двумя пальцами, каким-то особенным хватом, не больно, но так убедительно, что не вырвешься.

Ник перестал волноваться и начал бояться. В любой другой стране мира он бы сейчас кричал: отпустите, я гражданин Соединенных Штатов, уберите руки, полиция! Но здесь Россия, бессмысленная и беспощадная, где знаменитых оппозиционеров убивали прямо возле стен Кремля, а популярных журналистов дубасили железом, и все ведь напоказ, под камерами, и никому за это ничего не было. А люди помельче исчезали без следа, и никто их не искал. И кричи – не кричи, а помощи не дождешься. Ник это сейчас очень отчетливо понял, буквально за секунду, на своей шкуре прочувствовал, лишь по тому, как уверенно его взяли за руку. Так здесь уводят на расстрел.

Он только бормотал: «Что вы делаете?», а сил кричать не было.

Надо гнать материал стримом в GINN – пусть хотя бы увидят, что со мной происходит. Ник вызвал перед внутренним взором интерфейс… и с незнакомой ранее веселой обреченностью приговоренного сказал себе: этого следовало ожидать.

Система не работала. Запись встала на второй секунде. И связи нет.

В голове шумело, перед глазами все плыло, Ника куда-то тащили за руку, а потом он услышал:

– Кажется, это ваше. Заберите, пожалуйста, оно мне надоело.

И знакомый – откуда я его знаю? – голос сказал:

– Глушилку-то выключи, злодей.

Ник встряхнулся, заморгал, потер рукой глаза.

Наваждение медленно отступало, но все вокруг стало еще интереснее и невероятнее.

Зато совсем не страшно.