День коронации

– Нас что, отобрали для племенного разведения? – фыркнул он. – Из нас будут лепить новое боярство для монархии?

– Мы должны стать царедворцами? – переформулировал его грубость Павел.

– Но ведь нас всего четверо. Зачем же были отчислены из лицея Долгоруков и остальные? Они ведь тоже… белая кость.

– Ваша мысль на верном пути, Алексей. – Директор наконец уселся в кресло, сложил руки домиком на груди и принялся рассказывать. – Пять лет вас искали по всему миру. Был проделан колоссальный труд. Изучение генеалогий, архивные исследования, установление передвижек и мест жительства семей, эмигрировавших после революции, поиск потомков, отбор и отсев кандидатур… Мы искали детей до десяти лет из не опустившихся родов Рюриковичей и Гедиминовичей, из ветвей, сохранивших свое достоинство и память. Разумеется, мальчиков. И мы нашли вас. Кого-то в России, кого-то за рубежом. Историю своих семей вы также знаете. Ваши бабушка и дедушка, господин Лобанов, репатриировались на родину из США в двадцатых годах. Вашу семью, Павел, пришлось экстренно эвакуировать из Франции. К сожалению, не удалось спасти вашего отца, он погиб от рук халифатских террористов.

Алексей вспомнил рассказы своих бабушки и деда. В восемнадцатом году они совершили свадебное паломничество из Испании сюда, в Екатеринбург, на место гибели последней царской семьи. Да так и остались в России, получили гражданство, осели в Нижнем Новгороде. Слава богу, им не довелось пережить ужасы арабской Конкисты, что выпали на долю Пашки и его родителей.

– С вашими семьями была проведена работа. Разумеется, истинную цель отбора детей в лицей им не сообщали. Но воспитание и образование на полном обеспечении в рамках государственного спецпроекта открывало перед их отпрысками большие перспективы. Так вы оказались здесь. Конечно, отсев продолжался и после того.

– Саня Гагарин погиб, – тихо молвил Егор.

– Упокой, Господи. – Шах вздохнул и перекрестился. – К сожалению, это был наш недосмотр… Долгоруков оказался непригоден по личностным особенностям. Скандал с Вяземским… родители сами не пожелали оставить его здесь.

Лицеисты обменялись усмешками. Да уж, Вася оскандалился. В 15 лет стал папашей.

– Отец Мити Волконского-Кочубея служит в военных структурах США. Мы надеялись со временем перебазировать его с остальной семьей в Россию, но пару лет спустя он наотрез отказался. Мы были вынуждены расстаться с его сыном.

Виктор Павлович по очереди оглядел каждого из четверки.

– За эти восемь лет вы получили соответствующее воспитание и образование по индивидуальным программам. Само собой, ваше обучение будет продолжено и после того как… – Наконец-то он решился произнести это: – После того как один из вас будет избран на русский престол.

На полминуты легла гробовая тишина.

– Час от часу не легче, – затосковал Егор. – А остальных-то куда?

– Для остальных также найдется служба. Вы что ж думаете, зря государство в вашу подготовку столько денег и усилий вбухало?

– Виктор Палыч, а ведь вы тоже Рюрикович, – произнес Алексей. – Ваша кандидатура будет рассматриваться?

– Нет.

– Почему?

– Это не обсуждается, господа. Я уверен, что Учредительное собрание назовет еще с десяток кандидатур. Однако вспомните Земский собор после Смуты. Тогда был избран юный Михаил Романов, не помышлявший о троне, а не те старые титулованные пни, что наперебой предлагали себя в цари. На этом наше собрание предлагаю закончить. Обеденное время. Всю дополнительную информацию вы узнаете из сетей. – Шах заглянул в свой наладонник. – Там уже идет буря.

3

Буря завихрилась и в «кают-компании», где четверо лицеистов собрались после обеда.

– Я беру самоотвод! – орал Егор, крупно шагая по комнате и держась обеими руками за вихры. – Я безусловно беру самоотвод!

– Ты не можешь взять самоотвод! – кричал на него Павел, самый старший из четверки. – Это не выборы. Это избрание! Чуешь разницу? В нас слишком много вложено! У нас нет прав на самоустранение.

– Не вопи на меня!

Трубецкому лишь недавно стукнуло шестнадцать. Против долговязого, уже бреющегося Голицына он был юным задиристым школьником.

– Ты сам вопишь!

– Если я не могу взять самоотвод… То есть мы тут все заложники? Это подлость! Я не хочу протирать штаны на троне! Нас всех обманули, они лгали нам все восемь лет и родителям тоже лгали…

– Да успокойся ты, Трубецкой! – воскликнул Серж. С его физиономии уже пару часов не сходила довольная улыбка. – Никто нам не лгал. Нам просто не все говорили. А то бы ты разболтал все в первый же день.

– Я?! А ну повтори, Лобан!

Пашка вклинился грудью между ними.

– Вот только междоусобий нам не хватало между Рюриковичем и Гедиминовичем!

В бурный разговор лицеистов вплеталось разноголосье из динамиков визора. На большом мониторе, встроенном в стену, одновременно вещали четыре канала, поделив экран на сектора. Ньюсмейкеры, репортеры, ведущие политических ток-шоу, партийные лидеры, депутаты, сенаторы, духовные особы – голоса и лица менялись в четырех углах монитора, как в калейдоскопе. Все говорили об одном и том же.

Лобанов показал рукой на бегущую строку.