День Космонавтики(СИ)

Я замялся, не зная, как сказать, чтобы прозвучало не слишком грубо. Не дерьмо же!

- Болото, - подсказал отец.

- Да!

- Костик, ты не прав, - сказала мать. - Я пошла в гостиную, скоро "Все начистоту" начинается. Не хочу пропустить.

Она вышла из кухни, шлепая тапочками по ламинату.

- Дурак ты, Костя, - сказал отец.

Я отставил тарелку.

- Пап, ты не понимаешь...

- Вкусно? - перебил меня отец.

- Да, но это...

- А мог перебиваться с хлеба на воду. В нашей жизни нет ничего плохого. Обычная жизнь. Все люди так живут.

- А космос? - спросил я.

Несколько секунд отец, подняв голову, смотрел в телевизор, на котором, судя по звукам, что-то чавкало, фыркало и смешно пищало. Не обернуться и не посмотреть, что там такое, было невозможно.

Оказалось, какая-то многоножка жрала чипсы.

- Знаешь, что? - сказал отец, когда многоножку сменила реклама подгузников. - Космос надо оставить специалистам. Это их работа.

- А мы? Кто тогда мы?

- Люди. Я - оператор насосной станции. Ты - будущий менеджер. Мама у нас - замечательная домохозяйка и волонтер.

- Но для чего мы тогда живем, если никуда не стремимся? - крикнул я.

- Костик, тише! - потребовала из гостиной мать.

Мне пришлось понизить голос.

- У нас же все отобрали. Всю нашу историю. Все наши победы. Все то, что завоевывали или совершали наши предки.

- А, может, это и к лучшему?

Зеленые глаза отца смотрели бесхитростно и тепло.

- Прикинь, что мы получили взамен, Костя. Мир, - он принялся загибать пальцы, - спокойствие, достаток, продуктов - ешь не хочу, развлекайся до упаду, клубы, "темпоры", виртуалка, интерактив. Постиндустриальная эпоха, Костя, повальная автоматизация производственных процессов. Рай на земле.

- Пап, ты уверен? - спросил я.

Отец кивнул.

- Костя, это везде и всюду. Я же все-таки читаю новости.

- И в космос не надо?

- Живи в свое удовольствие.

- Но про восьмое мая ты знаешь?

- Американцы взяли Берлин, - улыбнулся отец. - Конец Второй Мировой. День памяти. Вот уж что надо помнить. Мы, извини, с боку припека, пока Сталину кланялись, Соединенные Штаты с фашизмом воевали.

Я вдруг подумал, что день, неделю назад сказал бы так сам. Сделалось больно и стыдно, заныли костяшки.

- А про девятое?

- Девятое? Вроде бы воскресенье, выходной день. Сейчас проверю, - отец полез в планшет. - Девятое, девятое...

- Ничего там нет, - сказал я.

- Ты прав, - кивнул отец. - Ничего. День рождения Брейгеля и какого-то египтолога. Картера.

- Так вот, девятого, - я, поднимаясь, отодвинул стул, - девятого, чтоб ты знал, Гитлера победили мы! Мы!

Меня вынесло из кухни.

- Костя! - крикнул отец.

Но я отмахнулся от него, едва не выломал дверь в свою комнату, в тумане обиды на отца и вообще на весь мир поворачивая ручку не в ту сторону. Рухнул на диван, воткнулся носом в подушку.

Надо, надо что-то придумать, чтобы все узнали и поняли! Иначе как? Кто я буду, если оставлю все как есть?

- Костя!

В голосе отца прозвучали необычные визгливые нотки. Я обернулся. Щеки у отца были багровые, а губы дрожали вместе с двойным подбородком. Он стоял, держась за косяк, но так и не решившись ступить в комнату.

- Сын, ты эту ерунду брось! - заговорил он, волнуясь. Палец, наставленный на меня, плясал. - Что значит "мы"? Что значит "победили"? Где ты нахватался такой чуши?

- Это не чушь, - сказал я.

- Я запрещаю...

- Пап.

- Ты наказан! - взвизгнул отец и выключил свет.

Через два дня мы собрались после лекций в маленьком дворике у пивного кафе.

Там стояли три скамейки с квадратными крохотными столиками под дугами, на которых обычно растягивали тенты от дождя. На одной угнездились какие-то малолетки и, забравшись с ногами на спинку, дебильной стаей гоняли по кругу две двухлитровые пластиковые "сиськи" самого дешевого пива.

Пиво называлось "Крутышка".

Оттуда шел мат и гогот, и две девчонки, которые в стае держались наравне со всеми, давали себя лапать.

Я подумал, что с отцовской точки зрения именно это и зовется жизнью. Жалко, что у меня ломка стереотипов и мироощущения.

Взрослею.

Мы взяли по бокалу светлого "Славного", и только Леха, выпендриваясь, купил себе баночного темного.

- Ребята, - сказал я, - надо на девятое тоже что-нибудь устроить. Предлагаю с красным флагом пройти по площади перед мэрией.

- Повяжут, - отозвался Семка.

- Почему?

- Несанкционированная акция. Вообще-то до двух лет тюрьмы.

- Ни хрена себе демократия, - присвистнул Саня.

- Так мы же без лозунгов и не в поддержку чего-то, - сказал я. - Площадь после восьмого пустая будет. Кружок по ней сделаем. Под музыку.

- И зачем? - спросил Игорь. - Кто хоть что-то из этого поймет? Посчитают, что проспали восьмое и выперлись.

- Ага, - кивнул Семка, - скажут, придурки какие-то. Хорошо еще, если по "хулиганке" пройдем, когда арестуют.

- И что тогда? - спросил я.

Скамейка с малолетками загоготала громче обычного - кто-то там, перебрав "Крутышки", грохнулся с нее оземь.

У девчонок были короткие юбки. Трусы свои они светили вовсю.

- Может, по школам пойти? - предложил Саня, которому тоже были видны худые девчоночьи ноги. - Собрать где-нибудь в спортзале, провести урок истории, настоящей истории...

- Кто тебе даст?

Мы молча выпили.